Виктор Корж - Запас прочности

Мичман Огурцов уже держится за маховики клапанов.

— Продуть главный балласт!

— Самый полный вперед!

Стрелка глубиномера, вздрогнув, лихо набирает скорость. Свинцовой кувалдой я трижды ударяю по задраенной крышке рубочного люка. Это значит, что по глубиномеру — три метра глубины. Оба дизеля заработали на винт. Через открытые переборки со свистом всасывается воздух, пока отдраивают шахту подачи воздуха к дизелям.

Теперь и верхний и нижний рубочный люки открыты. Вместе с потоком воздуха в центральный пост залетают брызги. Ощутив на губах капли пресной воды, я обрадовался. Дождь! Значит, видимость плохая!

Из шестого отсека доносится оглушительный треск, словно пулеметная стрельба. Это «стреляют» предохранительные клапана на дизелях, почти две тысячи выстрелов в минуту! Жмем «на всю железку». Оставив Ефимова в дизельном отсеке, в центральный пост прибежал оглушенный «стрельбой» Долгополов.

— Ну как сработано? — спросил он.

— Как часы. Ты побудь здесь, а я поднимусь на мостик.

— Что? Не слышу!

— Будь здесь, в центральном! — кричу ему в ухо.

На мостике вооруженное до зубов «войско» терпеливо мокнет под дождем, ожидая вражеской погони. Но ее нет. Видно, сказывается самое темное время суток, плюс низкая облачность, плюс дождь. Гидролокатор показывает, что корабли противника все еще на месте.

Проходит десять минут. Обстановка не изменяется. По-прежнему форсируем ход. Даже на расход не подключаемся, лампочки в центральном посту горят тускло.

Через час мы уже с разрешения командира лодки ведем зарядку аккумуляторной батареи. «Абордажная команда» уходит сохнуть.

Через два часа комдив и командир спустились в центральный пост и, убедившись по гидролокатору, что погоня не обнаруживается, решили лечь на грунт, чтобы дать отдохнуть изнуренной команде. Вахту командир приказал менять через час.

Хорошо провентилировав отсеки, ложимся на грунт, пройдя от точки всплытия около 35 миль.

Я тоже прилег.

Нас всех поднял тревожный шум в центральном посту. Оказалось, зря мы так рано успокоились. Противник и не думал отказываться от погони. Он все время гнался за нами по пятам, следя за нами с помощью радиолокаторов. Теперь немцы снова ищут нас локаторами.

Пока они нас не нащупали, командир дивизиона принял решение всплыть и продолжать движение в надводном положении. Оказаться снова в блокаде нам крайне нежелательно: аккумуляторную батарею зарядить мы не успели, мал и запас сжатого воздуха. Да и резьба гайки-втулки единственных наших горизонтальных рулей от перегрузки настолько сработалась, что нитка стала не толще двух миллиметров. При маневрировании под водой мы могли остаться совершенно без рулей.

Всплыли и снова дали полный ход дизелями.

Подсчитали, сколько бомб извели на нас немцы.

Оказалось, что только одних близких взрывов было 178. А всего на нас сброшено свыше 250 бомб.

Весь день 28 марта, пользуясь дождливой погодой, мы шли надводным ходом, перейдя на противоторпедный зигзаг.

Вот и финские шхеры. Мы дома!

29 марта наш подводный минный заградитель ошвартовался у плавбазы «Смольный». Первый, к кому я попал в крепкие объятия, был инженер-капитан 2 ранга Борис Дмитриевич Андрюк.

— Ну как? — спросил он.

— Отомстил за гибель отца!

И опять отдыхать некогда. Восемьдесят процентов лодок держим в море. Только возвращается корабль — стараемся быстрее подготовить его к новому походу.

Боевые успехи подводников все растут. Но к радости примешивается и горе. Не вернулась «С-4». Как и где она погибла, никто не знает.

Побывал на слипе, где ремонтируется «Щ-318». Ею командует мой друг капитан 3 ранга Лев Александрович Лошкарев, а пятой боевой частью руководит инженер-капитан-лейтенант Николай Михайлович Горбунов. Из последнего похода лодка вернулась с тяжелыми повреждениями — развороченной кормой, помятым носом.

— Видите, уже хвост со всей требухой приделали, — шутливо сказал мне Лев Александрович. — Скоро снова пойдем воевать.

— Мороки было много, — говорит Горбунов, — но теперь уже все. На этих днях сойдем со слипа. Осталось лишь закончить испытания на герметичность, подкраситься — и на воду.

Меня увидел директор завода господин Блумквист. По-русски он говорит плохо, в трудных случаях прибегаем к немецкому, который мы тоже не особенно знаем. Но разговор получается. Инженер Блумквист горячо поздравляет меня с возвращением и прежде всего интересуется, не поломалось ли в походе то, что они ремонтировали.