Виктор Корж - Запас прочности

Подводная лодка скрыла свой прочный корпус под покровом волн.

— Головным идет миноносец, — определил Орел. — Командир, теперь держи курс все время на него, тогда наша рубка будет наименее заметна. Пропусти миноносец, а затем ложись на контркурс в его кильватерную струю.

— Именно так я и хотел поступить, товарищ комдив. Сигнальщики, внимательнее следить за морем! — Могилевский склоняется над люком, отдает команды вниз: — Торпедная атака! Оба малый вперед!

— Справа семьдесят — силуэт транспорта! — докладывает наблюдатель старшина 2-й статьи Карпенко.

Заметят ограждение нашей боевой рубки или нет? Вообще-то могут принять ее за свой катер. Тогда тревоги не поднимут. А если начнется тревога, нам придется побыстрее уносить ноги.

Вцепившись в поручень, изо всех сил вглядываюсь в темноту, но ничего пока различить не могу.

И вдруг увидел справа призрачный силуэт. Он всего в пяти кабельтовых. Менее чем в километре от нас.

— Прямо по носу силуэт транспорта, — доложил вахтенный офицер лейтенант Редько.

— Пора, командир! — тихо бросает Орел.

Только теперь я понял замысел атаки. Конвой идет двумя кильватерными колоннами. Мы оказались между ними. Здесь нас меньше всего ожидают, а мы можем выбирать любую цель.

— Зорче смотреть! Не проглядите танкер! — говорит командир наблюдателям.

— Слева сорок — танкер! — почти тотчас докладывает Юденков.

— Лево руля! Всем вниз! Аппараты… пли!

Корпус корабля вздрагивает от трехторпедного залпа.

Я только спрыгнул в центральный пост, как увидел в просвете рубочного люка алую зарницу, полоснувшую небо. Потом прогремели взрывы. Могилевский, захлопнув за собой рубочный люк, крикнул радостно:

— Потопили танкер двумя торпедами!

Слева, справа, спереди и сзади загремели взрывы глубинных бомб. Застопорив ход, мы тихо легли на грунт.

— Это транспорты прямо с борта бросают, — определил Орел, глядя на часы. — Катера так быстро не могли подойти.

Преследования не последовало. Значит, глубинные бомбы были рассчитаны на чисто моральный эффект. Это нас вполне устраивает.

Все тревоги и опасения отодвинулись далеко-далеко. Сразу забыли, что корабль поврежден, что носовые рули заклинены. Ничего, можем еще воевать!

Перезарядили торпедные аппараты. Больше всего этому обрадовался командир второго отсека старшина Карпенко. Его отсек теперь освободился от запасных торпед, которые попортили ему много крови. Громоздкие стальные сигары загромождали и без того узкий проход. Матросы, проходя мимо них, обязательно задевали округлые бока, стирая густую смазку. А оголенный металл от постоянной сырости сразу начинал ржаветь. Карпенко много раз за это влетало от старпома. А в стенной газете появилась карикатура со злой подписью: «Второй отсек, идя на рать, решил торпеды обмарать».

Теперь Карпенко довольный ходил по просторному отсеку и принимал торпедистов с радушием гостеприимного хозяина, простив карикатуру, которая, конечно, не без их участия появилась в газете.

Аппетит приходит во время еды. Победа, одержанная в ночь на 23 марта, распалила моряков. Все поверили, что добьемся новых успехов, но для этого нужно как следует поработать. К Долгополову то и дело приходили старшины:

— Разрешите проверить…

— Прошу разрешения прочистить…

В отсеках наводился блеск. Дело хорошее, но я попытался умерить излишнее усердие, когда оно отражалось на нормальном отдыхе людей.

— Отдохнем, товарищ дивмех. Честное слово, отдохнем! — заверяли матросы.

— Работа не трудная, а грязи и ржавчины завелось уже много. Пусть подраят немножко, — успокаивали меня старшины групп.

— Эпидемия чистоты! — определил состояние людей Долгополов.

Он ходил именинником среди поблескивающих механизмов.

Поздно вечером радисты приняли сообщение, что два часа назад западную кромку нашей позиции пересек конвой, который идет со скоростью 12 узлов.

— Лево на борт! Полный вперед! — были первые команды, вырвавшиеся у Могилевского.

Спешу в центральный пост. Сегодня пятой боевой части придется потрудиться.

Вместе с Долгополовым атакуем штурмана:

— Какова обстановка? Расскажи подробней.

Прибавил, хоть и торопился на мостик, разъяснил:

— Видно, мы прозевали предыдущую радиограмму. Противник за два часа мог пройти двадцать четыре мили, а разность в наших ходах всего лишь четыре узла. По Малинину и Буренину это получается, что гнаться нам нужно чуть не шесть часов.