Эдди Яку - Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме

– Так, – сказал полицейский. – Сейчас попросим его снять пиджак.

Мужчина долго артачился, но потом наконец уступил. И конечно, на пиджаке оказался ярлык замечательного портного, у которого я был в Лейпциге перед войной. Этот самый обыкновенный вор не смог даже прочитать немецкую надпись на ярлыке и не без смущения согласился вернуть мне костюм. Да, это был просто вор, но настоящие коллаборационисты, на руках у которых была еврейская кровь, до сих пор свободно разгуливали по улицам Брюсселя.

Однажды во время прогулки я наткнулся на капо из Аушвица, того выродка, который отправил на смерть множество евреев, хотя и сам был евреем. Он был жив и свободен! Я пошел в полицию и сказал, что его надо арестовать, но мне посоветовали… обо всем этом забыть. Оказывается, этот негодяй женился на дочери влиятельного брюссельского политика, и полиция просто не хотела с ним связываться.

Мы с Куртом решили сами рассчитаться с ним за все злодеяния, выбрав подходящий момент, но он нас узнал и стал намного осторожнее: перестал появляться на улице один, возможно, нанял телохранителей, и всегда ходил с двумя немецкими овчарками. Как и многие другие преступники и убийцы, он так и не получил по заслугам…

БЕЛЬГИЙСКИЕ ВЛАСТИ никак не могли определиться с тем, что со мной делать. Как беженцу мне разрешалось находиться в Брюсселе всего шесть месяцев. И это несмотря на то, что я подписал контракт на два года и должен был выполнять свои обязательства перед заводом!

Да, забыл рассказать еще вот о чем: я выполнил просьбу парня, который умер, не успев сойти с поезда в Бухенвальде. Навел справки и нашел его жену, фото которой у него взял. Когда мы встретились, я сказал, что в последние минуты жизни муж думал о ней. Она была очень тронута и пригласила меня поужинать вместе с ее семьей. Я приехал в красивом костюме, с цветами и пирожными, но сразу почувствовал себя нежеланным гостем.

«А… – нахмурился отец. – Вы тоже еврей». Я уехал, не дождавшись ужина, сказав этой женщине, что мы не можем стать друзьями. Если ее семья против этого.

Нам, евреям, выжившим в концлагерях, было очень трудно вписаться в бельгийское общество. Антисемитизм по-прежнему процветал, и у нас по-прежнему было мало доверия к этому миру. Мы видели ужасы, которые те, кто через них не прошел, никогда не смогут себе даже представить – в том числе и люди с самыми добрыми намерениями и огромным желанием проявить к нам сочувствие. Единственным человеком, который действительно понимал, что я пережил, был Курт. Но ведь мы, вполне естественно, не могли всегда оставаться вместе! Он нашел замечательную девушку по имени Шарлотта, с которой они поженились в феврале 1946 года.

А потом и я, хоть и боялся никогда больше не найти в этом мире ни своего места, ни своего человека, встретил женщину, которую звали Флор Молхо. Родилась она в сефардской еврейской семье в греческих Салониках, но выросла в Бельгии. Мы встретились, когда она работала в ратуше брюссельского муниципалитета Моленбек, где в послевоенный период выдавали талоны на питание.

Однажды я зашел туда обменять на талоны карточку двойного пайка. Флор была в своем кабинете, но кто-то из служащих сообщил ей о посетителе – мужчине с характерной татуировкой. Она многое слышала о концентрационных лагерях и старалась пообщаться со всеми, кто там был, поэтому сразу же вышла ко мне. Да, с моей стороны это была любовь с первого взгляда! Я сразу же заявил, что хочу дать ей все на свете, забрать, увезти ее куда-нибудь и вместе с ней начать новую жизнь. Она рассмеялась. А позднее сказала коллегам, что один из освобожденных узников концлагерей предложил увезти ее за границу. Их это позабавило…

С моей стороны это была любовь с первого взгляда!

Во время войны Флор очень повезло. Когда германские войска в мае 1940 года вторглись в Бельгию, она работала в муниципалитете, но нацисты не знали, что она еврейка. В условиях тотального дефицита и запретов, которые чего только не коснулись – начиная с американской музыки и кончая свободой передвижения ночью по улицам, трудностей у всех стало больше, но в целом жизнь Флор мало изменилась. Она продолжала работать и оставалась дома до 1942 года, пока ее не вызвали в местную штаб-квартиру гестапо. Ее выдал коллега, который хотел пристроить на ее место свою жену. Флор сообщили, что в совете она больше не работает, и приказали явиться 4 августа в бывшие военные казармы в Мехелене для депортации. И дали список вещей, которые нужно взять с собой, – нож, вилку, ложку и одеяло.