Эдди Яку - Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме

Каждый год 20 апреля мы с Флор отмечаем годовщину свадьбы. В день рождения Гитлера. Только вот мы еще здесь – живем и радуемся, а Гитлер уже где-то там… внизу.

Счастье – единственное, что удваивается, когда ты делишься им. Моя дружба с Куртом удвоила мое счастье. Моя жена удваивает мое счастье. А как насчет тебя, мой новый друг? Удваивается ли твое счастье? Надеюсь, что да.

Каждый год 20 апреля мы с Флор отмечаем годовщину свадьбы. В день рождения Гитлера. Только вот мы еще здесь – живем и радуемся, а Гитлер уже где-то там… внизу. Иногда мы сидим вечером перед телевизором за чаем с печеньем, и я думаю: как нам все-таки повезло! Это лучшая и единственная месть, которую я готов совершить, – быть самым счастливым человеком на земле!

Мы не могли больше оставаться в Бельгии. Формально я все еще был беженцем, и каждые полгода мне приходилось вновь подавать заявление на пребывание в стране. Жили мы замечательно и были счастливы, но снова и снова, с чистого листа, строить планы только на шесть месяцев становилось уже невмоготу. Курт с женой переехали в Израиль, моя сестра Хенни – в Австралию, где вышла замуж и создала семью.

Я подал сразу два заявления на переезд: в Австралию и во Францию. В марте 1950 года я получил разрешение на проживание и работу в Австралии. Мы отправились в Сидней на пароходе «Сорренто», за месяц проделав путь от Брюсселя до Парижа, затем от Парижа до Генуи, а оттуда до Австралии. В Сидней мы прибыли 13 июля. Поездка стоила тысячу фунтов, но нам ее оплатил Американский еврейский объединенный распределительный комитет – благотворительная организация, известная также как «Джойнт». Я обещал вернуть эту сумму – и сдержал слово. Что вызвало удивление, поскольку мало кто возвращал деньги благотворительной организации. Но для меня это было делом принципа. Ведь эти деньги могли помочь кому-то еще.

Я подал сразу два заявления на переезд: в Австралию и во Францию.

Прямо в день приезда, в четверг, я вместе с женой и ребенком явился на О’Коннел-стрит, в офис компании «Эллиот Бразерс», где должен был приступить к работе на производстве медицинского оборудования. Босса наша семейка рассмешила, и он сказал с напускной серьезностью: «Вообще-то мне нужен только один инструментальщик, а не три!» Потом достал чертеж сложного устройства, которое производили в Европе, пока промышленность не была разрушена войной.

«О да, – сказал я, посмотрев чертеж. – Без проблем. Сделаем». И в понедельник приступил к работе.

ПЕРВАЯ НАША ЗИМА В СИДНЕЕ выдалась одной из самых влажных, какие здесь раньше бывали. Когда мы сошли с парохода, шел дождь, и он не прекращался еще три месяца. Наверное, даже в Аушвице я видел больше солнца. Конечно, на нас с женой это действовало угнетающе. На фотографиях-то мы видели Сидней с прекрасными пляжами и пальмами, а тут – жуткий холод и бесконечные дожди. Вещи постоянно были влажными. Приходя домой с работы, я сразу же вывешивал рубашку на просушку, но она не просыхала, а впитывала из воздуха еще больше влаги. Мы стали задумываться, не совершили ли ошибку…

Но потом вышло солнце. И все переменилось. Хандры как не бывало!

В течение нескольких месяцев мы занимали комнату в очень хорошем доме в Куджи, пригороде Сиднея. И знаете, кто нас приютил? Семья папиного кузена, переехавшая в Австралию из Польши. Отец семейства, Гарри Скорупа, работал портным. Гарри и Белла были скромной супружеской парой с тремя детьми – Лили, Энн и Джеком. Они обеспечили нас не только жильем, но на первых порах и пищей. И даже отдали собственные кровати, чтобы нам удобно было спать. А ведь они никогда не бывали в Германии, и виделись мы впервые, но это не помешало им проявить по отношению к нам удивительную доброту и гостеприимство.

После одного неприятного происшествия мы с Гарри стали очень хорошими друзьями. Дело было так: как-то он спал с подложенной под спину грелкой, которую заприметили и, как на грех, решили вытащить его маленькие дети. Каждый тянул в свою сторону, пока грелка наконец не лопнула. Дети не пострадали, но Гарри получил сильные ожоги, а с его диабетом это было особенно опасно.