Владимир Соколов - Я ничего не придумал

Майор Демьяненко приказал мне отправиться на место боя, убедиться, что танк сгорел (или не сгорел), и доложить об увиденном. Лейтенант должен был показать мне дорогу к танку. Я был возмущён нелепостью задания, но в армии, да ещё во время войны, приказы не обсуждаются.

Мы двинулись в путь. Улица, по которой мы шли, методично обстреливалась немецкой артиллерией. Вот раздался вой приближающегося снаряда. Мы плюхнулись в кювет, заполненный грязью. Снаряд разорвался на дороге, где мы только что находились. Вернувшись на дорогу, мы увидели неприятную картину: там лежала лошадь с развороченным брюхом, а рядом с ней мёртвый ездовой.

Вскоре мы вышли на окраину города и пошли по просёлочной дороге в направлении взлетающих немецких осветительных ракет. Когда мы приблизились к немцам достаточно близко, лейтенант сказал: «Дальше я не пойду. Я и так еле ноги унёс оттуда. Видишь, впереди дом и сарай? За сараем стоит наш танк. Он сгорел. До немцев оттуда меньше ста метров. Если не веришь мне — иди, а я тебя здесь подожду». Я задумался. Лезть к немцам мне не хотелось. А вдруг лейтенант врёт, и танк не сгорел? Тогда я вместе с ним пойду под трибунал. Надо идти. В те мгновения, когда одна ракета гасла, а другая ещё не засветилась, я бегом, согнувшись, продвигался вперёд и падал в грязь, дожидаясь следующей возможности. Немцы были совсем близко. Местность освещалась «фонарями» настолько ярко, что если бы я зашевелился, то был бы обязательно обнаружен и застрелен. Наконец я у цели. Танк действительно сгорел. От взрыва боеприпасов у него оторвало днище. Башня прострелена насквозь. Повезло ребятам, что уцелели. Они днём отсиделись за сараем и только вечером выбрались с передовой. Я вернулся к ожидавшему меня лейтенанту, и мы отправились в обратный путь.

Грязный, как свинья, и злой, я доложил майору Демьяненко о состоянии танка. Выслушав, он произнёс только одну фразу: «Можете отдыхать». Я не любил майора Демьяненко. И он меня тоже. Но он вычёркивал меня из наградных списков, а я не мог его вычеркнуть.

На отдыхе мы жили в немецких домах и развлекались, как могли. Кто-то охотился на кабанов в заповеднике, принадлежавшем, якобы, Герингу. Мы с Серёгиным устраивали дуэли. Клали на кочку свои пилотки и, отойдя от них на расстояние метров 50—60, стреляли по ним одиночными выстрелами из автоматов — он в мою, а я в его пилотку. Бросали гранаты в окно брошенного хозяевами дома, а потом смотрели на последствия и старались представить, что было бы с людьми, находившимися в доме. Верхом счастья было найти мотоцикл и покататься на нём. Мне это не удавалось.

Однажды мы с Васей Вишняковым решили прогуляться по окрестностям в поисках мотоцикла. Вдруг Вася радостно воскликнул « Смотри, мотоцикл!» Я нигде не видел мотоцикла. Когда мы подошли ближе, стало ясно: Вася сослепу принял труп немца за мотоцикл. Я рассказал об этой истории ребятам, и с тех пор трупы немцев у нас стали называть «мотоциклами». Их было много вокруг. Своих хоронили, а до этих очередь не дошла.

Ещё мы развлекались стрельбой из автоматов по настенным часам и по сервантам с хрусталём и фарфором в брошенных домах. Зачем мы это делали? Отнюдь не из чувства мести немцам и не от досады, что нам эти вещи всё равно не достанутся. Просто было весело смотреть, как с треском и блеском разлетаются осколки дорогих вещей. Когда ещё можно будет позволить себе подобное развлечение! Мальчишество? А мы и были мальчишками. Почему бы и не порезвиться, если, не вступая в конфликт с собственной совестью, общественной моралью и законом, можно делать то, что в обычной жизни делать нельзя.

Маневренная война с постоянными перемещениями на разные участки фронта создавала своеобразные бытовые трудности. В танке было очень тесно. Все свободные места заполнялись дополнительным боекомплектом для пушки. Дело в том, что штатный боекомплект позволял произвести всего лишь 28 выстрелов. Это было существенным недостатком ИС-122 (плата за мощность пушки), поэтому мы брали обычно еще восемь «выстрелов», т.е. восемь здоровенных гильз и столько же снарядов (пушка была с раздельным заряжанием), размещая их, где только возможно.

У танкистов имелись вещмешки, в которых хранились их личные вещи. Кроме того в хозяйстве экипажа были котелки для пищи, автоматы, противогазы и прочие предметы. Это имущество во время марша из-за тесноты в танке крепилось снаружи к поручням башни. Если приходилось прямо с марша вступать в бой, то танки шли в атаку, обвешанные всем этим барахлом.