Эта коллекция служила ему подсобным материалом при его работах над иллюстрациями к сказкам и былинам. Часто мне приходилось позировать в этих костюмах для персонажей его сказок. Так я позировала ему для Стрельчихи в иллюстрациях к сказке "Поди туда, не знаю куда".
Эти предметы народного быта, вековой традиции существовали и до Билибина, но ему мы обязаны талантливым воссозданием поистине нового для того времени мира русской сказки, на основе народного русского искусства, интерпретированного и понятого со знанием и любовью.
Отдавая должную дань близким ему по духу русским художникам В. М. и А. М. Васнецовым, М. В. Нестерову, А. П. Рябушкину, рисункам Е. Д. Поленовой и пейзажам М. В. Якунчиковой, Иван Яковлевич шел своим путем, выработал свой стиль. Как говорил Мюссе: "Мой стакан мал, но я пью из своего стакана".
Мне кажется, главными вдохновителями творчества Билибина были русская природа, ее леса и реки, бесконечные синие дали и, конечно, русское народное искусство. Русские вышивки для него были живым языком. Смотря на них, он гадал, откуда явился этот лев или павлин, или кабалистический знак солнца или человека. Иран или Китай? Он расшифровывал эти орнаменты, как древние письмена. Иван Яковлевич любил рассматривать и показывать собрание своих трофеев из поездок по русским весям и городам, собранных с искусством опытного антиквара. Какая-нибудь кичка, изобретательно украшенная где слюдой или стеклышками с цветной фольгой, где унизанная речным жемчугом, или донца кокошников, искусно шитые золотом, обращали внимание художника. Он объяснял, как называется тот или иной орнамент: "травы" или "перья", и перечислял способы шитья различными швами и их названия. Он как бы расшифровывал слушателю тайны народного мастерства, технику росписей, состав левкаса для иконной живописи, способы печатания набоек; объяснял, откуда берется "кубовая" краска, как печатаются лубочные картинки. Понятно, он знал и любил русское искусство.
У Ивана Яковлевича была большая библиотека русских и иностранных книг по искусству. Иван Яковлевич знал хорошо французский и немецкий языки, по-английски читал. Окончив классическую гимназию и юридический факультет Петербургского университета, он знал греческий и латинский языки. Он разбирался в старинных книгах и был неплохой антиквар. Определял стили и эпохи предметов искусства, мебели, бронзы или фарфора. Интересовался как профессионал русскими иконами и фресками.
Посещая петербургских антикваров, мы покупали предметы для обстановки нашей петербургской квартиры, как в то время было в моде. Даже во время наших поездок по старым русским городам — Новгороду, Рыбинску, Твери, Ростову Великому, Ярославлю и другим — он не забывал посетить местного антиквара.
Билибин был членом объединения "Мир искусства", постоянно выставлял работы, публиковал статьи в журналах "Мир искусства", "Старые годы".
Участвовал Иван Яковлевич в оживленной полемике художников "Мира искусства" с И. Е. Репиным. На одном из диспутов, где выступал Репин, компания мирискусников, в том числе Александр Бенуа и Билибин, послала Репину конфетную коробку, но в ней были не конфеты, а репа. Мальчишеская шалость, но им было весело. Репин тогда был уже стариком, на закате своих творческих сил, и, пожалуй, это было безжалостно. Но и он не скупился в нападках на своих противников.
Отрицательно относился Иван Яковлевич к творчеству молодых живописцев левого направления. В их работах он видел часто штукарство. Помню, как, возвратившись однажды после заседания жюри какой-то выставки, он, смеясь, рассказывал, как была отвергнута одна из подобных картин. Александр Бенуа при этом воскликнул: "Нет, нет, подождите, тут что-то есть". На это Я. Ф. Ционглинский возразил, как всегда решительно и звучно, со своим польским акцентом: "Ну, Александр, ты просто боишься постареть!"
Домотканово
... И вот сама Идет волшебница Зима...
Пушкин
В одну из зим мы встречали Новый год в имении Домотканово Тверской губернии, где гостили по приглашению его хозяина, Владимира Дмитриевича Дервиза, нашего соседа по участку в Батилимане. Старинный помещичий дом с массивными колоннами на фасаде и множеством комнат, которые уходили в перспективе целой анфиладой и были уставлены старинной мебелью красного дерева. В центре дома — большой зал с огромным столом и камином, который топился огромными поленьями. По стенам большие диваны, обитые золотистой замшей. Вся обстановка довольно запущенного дома располагала к воспоминаниям об ушедших временах, к уходящему в прошлое помещичьему быту, вспоминались картины Борисова- Мусатова.
Читать дальше