С Голынец - Иван Яковлевич Билибин (Статьи • Письма • Воспоминания о художнике)

"Билибичи" внесли в нашу жизнь свежую струю жизнерадостного и остроумного веселья и показали мне, что вовсе не обязательно прятать от людей плоды своего творчества. Сама я, однако, не последовала этому примеру, но с искренним удовольствием встречала все их достижения и радовалась тому, как просто и непринужденно они чувствовали себя в нашей компании: ведь это уже получалось вроде клуба молодежи, о котором мы так много толковали с Маней и Лелей. Правда, наш кружок был еще слишком малочислен, чтобы присвоить себе название "клуба", но это уже была ячейка, которая со временем могла разрастись. <...>

Наши встречи <...> происходили всегда в составе только нашего кружка, и это, конечно, много способствовало непринужденной искренности нашего самочувствия и поведения. И даже, когда позже, в эту же зиму, у нас на Захарьевской стал собираться кружок студенческой молодежи для занятий политической экономией, мы никогда не соединяли никого из его членов с "Билибичами", которые, по сравнению с "родиноведами" (так почему-то называли себя члены политико-экономического кружка), казались вовсе малыми ребятами: те, по большей части были, приезжие из провинции и жили самостоятельно, некоторые даже сами зарабатывали, а Билибины и Ореус жили еще со своими родителями на положении младших членов семьи, политикой, ни тем более — политической экономией, совершенно не интересовались и, по-видимому, не имели еще никакого жизненного опыта. Они и сами не причисляли себя ко взрослым: "Мы нагрянем к вам в четверг,— писал мне Иван Яковлевич, — суббота у нас занята, а в пятницу, Вы говорили, у вас собираются ваши знакомые, мы же больше всего боимся обнажать свои таланты перед какими бы то ни было "большими".

И в сфере искусства Ив|ан] Яковлевич] тогда еще не нашел и не разгадал себя, и работы его того времени так далеки от его позднейшей манеры, что трудно установить между ними какую бы то ни было преемственность. У меня сохранился любопытный документ от того времени за полной его подписью (ныне переданный мною вместе с остальными материалами, относящимися к И. Я. Билибину, в рукописное отделение Ленинградской] Публичной б[иблиоте]ки им. Салтыкова-Щедрина) {4}:

Я, нижеподписавшийся, даю торжественное обещание, что никогда не уподоблюсь художникам в духе Галлена, Врубеля и всех импрессионистов.

Мой идеал — Семирадский, Репин (в молодости), Шишкин, Орловский, Бонна, Мейсонье и подобные.

Не исполню я этого обещания, перейду в чужой стан, то пусть отсекут мою десницу и отправят ее заспиртованную в Медицинскую Академию Иван Билибин

<...> В эту зиму мы ближе сошлись с компанией Билибичей. Встретившись с ними после летнего перерыва, мы обоюдно выразили желание продолжать наши прошлогодние собрания, причем они попросили позволения включить в наш кружок их общего друга Алексея Федоровича Каля.

Алексей Федорович был тоже очень юн. Он учился на филологическом факультете, но, по существу, был музыкантом (он совмещал с университетом консерваторию). Он разнообразил наши собрания игрой на рояле и тоже читал нам свои сказки, которые трактовали преимущественно о музыке, музыкантах и музыкальных инструментах и были, помнится, очень сентиментальны.

Теперь наша компания собиралась то у нас на Захарьевской, то на Преображенской у Станюковичей, да, кроме того, мы вместе ходили на выставки и в музеи, а иногда устраивали и совместные экскурсии в театр, т. ч. встречались часто и сошлись ближе, чем были в предыдущую зиму, и в коллективных письмах и записках, которыми мы обменивались по всякому поводу (ведь телефонов тогда у нас не было), мы уже взаимно величали друг друга "братцами" и "сестрицами", а всю нашу компанию "братством" [* "Захарьевским" братством, в честь Захарьевской улицы, где мы чаще всего собирались.]. Однажды "братцы" (они все были воспитанники 1 СПБ гимназии) пригласили нас на спектакль в свою гимназию. Ставили они "Царя Эдипа" [** А м[ожет] б[ыть], "Антигону", теперь не припомню.] Софокла {5}, причем оба брата Билибины принимали в этом спектакле самое горячее участие: Шура, который был еще в выпускном классе — в качестве артиста, а Ваня, уже студент, писал декорации, афиши и т. д. После спектакля были танцы, и мы очень весело провели время <...>.

В эту зиму состоялась очень удачная и веселая поездка за город нашей компании, расширенной несколькими новыми приглашенными членами "Захарьевская экспедиция к Северному полюсу", командором которой был И. Я. Билибин, лейтенантами А. Ф. Каль и я, а все остальные числились командой. В сущности, это была поездка всего только на станцию Куоккалу (по Финл[яндской] жел[езной] дор[оге]), где тетка Билибиных предоставила в наше распоряжение свою дачу, заранее натопленную к этому дню, с посудой и полным инвентарем. Днем мы сделали большую прогулку на "вейках" {6}, потом бродили по сугробам на морском берегу, катались с гор, а когда стемнело, устроили целое пиршество (питанием на началах "складчины" заведовала особая, выделенная нами "хозяйственная комиссия"), а потом даже и поплясали под гитару Шуры Билибина <...>Эта поездка была надолго последним беспечно-веселым совместно прожитым нашей юной компанией днем.