На тему арабских сказок Иван Яковлевич создал также серию цветных панно для украшения школ. Он подарил мне панно, которое было забраковано издателем и не отпечатано в красках; оно изображает джина, явившегося Аладину после того, как тот покрутил лампу. Мотивировка отказа издателя: джин слишком страшен для детей!
В пору моей молодости огромное общеобразовательное значение имели для меня билибинские "среды". Иван Яковлевич показывал в этот день свои новые работы, а иногда и кое-что из старого. Работы ставились на мольберт, и все подходили смотреть. Тогда же демонстрировала свои произведения и жена Ивана Яковлевича, художница Щекатихина-Потоцкая. Она много расписывала фарфора для Севрской мануфактуры и выставляла его тут же в мастерской. Помню, в особенности эффектен был сервиз с рыбами. В эти дни бывали завсегдатаи, одним из которых стал я сам. Среди них был старичок Сергей Никодимович Кондаков, сын знаменитого Никодима Павловича, крупнейшего русского византолога, умершего в эмиграции в Чехословакии, где был основан в его память Seminarium Kondakovianium {2}. Были и некоторые другие...
Кроме них, бывали русские художники, критики искусства и литературы, писатели и поэты и просто интересные и талантливые люди. Подавали чай.
С писателями Ладинским и Корсаком говорили о Египте, где они тоже жили, и знали еще там Билибина. Режиссер и литератор Н. Н. Евреинов устраивал нам русскую диктовку, и первое место мы разделили ex alquo {3}с Иваном Яковлевичем. Фразы были вроде: "воробышек прыгает с камешка на камешек", "попадья потчевала подьячего ветчиной" и т. п.
У Билибиных собирались люди со всех концов эмигрантской диаспоры: ученый из тропических джунглей или бородач-водоискатель с рогатиной с самой северной оконечности Норвегии. Я не помню фамилии последнего, но он произвел на всех нас впечатление. Рогатина его поворачивалась вниз, и он обнаруживал спрятанную под ковром монетку, так как в городе нельзя было проверить его способ на родниках.
Реже бывали иностранцы, но бывали. Больше всех нас очаровали персидские танцоры и фокусники Меджид и его прелестная подруга Нахиде. Я их и раскопал. Он скандировал нараспев мистические двустишья Джелаладдина Руми, а я переводил. В то время я очень был увлечен персидской поэзией и читал как раз это произведение в Сорбонне под руководством профессора В. Ф. Минорского.
Кого только не перебывало у Билибиных! И какая-то монгольская принцесса, и американский профессор Уиттимор, директор Чикагского византийского института, реставрировавшего мозаики святой Софии и Кахриэ- Джами в Константинополе. Он разыскал для этого последних мозаичистов в Италии, помнивших секреты строителей Равенны, передававшиеся от отца к сыну.
Помню, однажды кто-то привел молодого американца под мухой. Его научили малоприличной русской песенке, и он ее, ко всеобщему удовольствию, спел. Этим его знания русского языка исчерпывались. Мы вышли вместе, говоря по-английски, и на прощанье я спросил его имя. "Эрнест", — отвечал он. Только потом я узнал: это был Хемингуэй!
Как-то католики заказали Ивану Яковлевичу рисунок для митры епископа монсеньера Шапталя по византийскому образцу. Иван Яковлевич рассказывал, как ему надо было дать указания относительно красок монахине, которая вышивала митру. Он не ожидал, что ему лично придется с ней говорить. Монахиня оказалась кармелиткой, замурованной в келье, из которой нельзя выйти и в которую нельзя войти. Пришлось с ней говорить через окошечко в стене.
Но все это были случайные заработки. На чужбине русскому художнику было очень нелегко, и Иван Яковлевич все время вспоминал Родину и подумывал о возвращении домой.
Последней каплей, переполнившей чашу его долготерпения, была размолвка с французским издательством. Издатель предложил Билибину офранцузить свою фамилию для иллюстрации к какой-то книге на ура-патриотическую тему. Иван Яковлевич ответил, что примет фамилию Мерд, то есть дерьмо.
После этого случая Билибин через некоторое время пришел к моей матери и объявил, что уезжает на Родину и даже "по генеральскому чину", и не знает, примет ли его теперь Александра Александровна. Конечно, она приняла его, конечно, поздравила и, конечно, пожелала доброго пути. Тогда она не знала, что сама после войны последует за ним и оба они упокоятся на родной земле.
1настоящий человек на настоящем месте (англ.).
2Сборник статей по археологии и византиноведению. Издавался Институтом имени Н. П. Кондакова в Праге (1925—1939) и в Белграде (1939—1940).
Читать дальше