Екатерина Суровцева - Вена в русской мемуаристике. Сборник материалов

Вечером того же дня мне привелось быть свидетелем зрелища, какое не каждому туристу удавалось видеть в Венеции. Эрцгерцог в честь своего зятя устроил вечернюю прогулку (Fresca) по каналу Гранде при блистательном освещении. Впереди плыла большая парадная гондола, построенная по образцу Буцентавра, на которой помещались певцы из Фениче и хор австрийских военных музыкантов. За ней тянулись бесконечной нитью гондолы, увешенные цветными фонарями, в которых помещалась разряженная публика. По всему протяжению канала, с обеих сторон процессия освещалась бенгальскими огнями; множество ракет бороздило воздух, лопаясь и рассыпаясь яркоцветными звёздами над головами плавателей. Под сводом Риальто музыка остановилась, проиграла несколько пьес, на которые отвечало эхо, свойственное этому мосту, после чего блистательное шествие тем же порядком вернулось ко дворцу, против Доганы.

Не успел я вернуться в Вену, как совершился факт, которого, что ни говори, вся Австрия желала не менее самого императора. Двадцать первого августа родился наследник престола, эрцгерцог Рудольф. Во время беременности императрицы сильно всех занимал вопрос, разрешится ли она принцем, или принцессой, как было уже два раза. В газетах было напечатано, что рождение принца объявится публике сто одним, рождение принцессы – тридцатью тремя пушечными выстрелами. На рассвете раздались первые выстрелы; дальше тридцати четвёртого считать не стоило – вопрос был решён.

По поводу этих пушечных выстрелов скоро после того разнёсся по городу анекдот, на этот раз клеймивший лишь бюргерское простодушие. Венский простонародный юмор, не пропускающей без остроты ни одного интересного случая, надо заметить, обыкновенно высказывается в табачной атмосфере кофейных и пивных, за кружкой пива. В те дни общего неудовольствия чаще всего острили насчёт правительства, нимало не стесняясь, при удобном случае, поглумиться над самим императором. Некоторые выдумки были до того тупоумны, что не стоить вспоминать о них, но случалось, посреди пошлых острот и глупых выдумок, появлялось иногда очень меткое словцо. Напрасно полиция ловила остряков, напрасно предавали их суду за оскорбление величия, – венские бюргеры продолжали острить и придумывать смешные анекдоты насчёт императора и других членов императорской фамилии, нередко просиживая за таким удовольствием долгие месяцы под замком, на хлебе и на воде.

Рассказывали, будто в ту минуту, когда началась пальба, весёлая компания выходила из какого-то биргауза. Пивными парами отуманенные собеседники ревностно принялись считать выстрелы, мешая один другому, теряли счёт, спутавшись, начинали снова считать – и не досчитали дальше тридцати выстрелов. В недоумении переглянулись они: как дело понять? – трёх выстрелов недоставало до принцессы.

В ужасе вскрикнул один из них: Ioseph und Maria, nicht a mahl an Madel!

Гораздо позже, когда в 1860 году последовало открыло памятника эрцгерцогу Карлу, было пущено в обращение очень меткое замечание. В Вене имелось до того два видных памятника: Иосиф II на шагающем коне, Франц I, стоя, протянутою рукой посылающий благословение прохожим. Памятник Карла представлял эрцгерцога на коне, порывающемся дать прыжок. Заметили, что эти три памятника как нельзя точнее выражают положение, в котором Австрия обреталась в знаменуемые ими эпохи. Gleich den drei Monumenten, – сказывали, – war zu Zeiten Iosephs die Monarchie im Vorschritten; zu Zeiten Franzens stand sie still, und jetzt ist sie auf dem Sprunge.

В 1860 году монархия действительно готовилась от абсолютизма перескочить на почву конституционной формы правления.

Слова, которыми Луи-Наполеон в день нового года поздравил австрийского посла, барона Гюбнера, ясно выразили, чего в Австрии следовало от него ожидать по поводу итальянских дел. Нелегко понять, с какой стати ему вздумалось разразиться таким ранним намёком: разве только с целью дать ей время одуматься, прежде чем дело дойдёт до войны. Австрия ответила умножением войск в Италии в доказательство, что она не располагаешь идти на уступки. Труднее ещё было понять, на какие шансы рассчитывала Австрия, вызывая на бой соединённый силы Сардинии и Франции. Итальянцев австрийские войска привыкли бить при каждой встрече, но с французами, со времени наполеоновских войн, не имели случая померить свои силы, следственно оставалось неизвестным, на чьей стороне находится боевое превосходство. В вооружении французская армия опередила австрийскую: ружья Минье были лучше австрийских, французская артиллерия пользовалась нарезными орудию системы Лагита, стрелявшими вдвое дальше гладкоствольных австрийских пушек; кроме того, в Австрии должны были знать, что французы в рассыпном строе, которому так много способствовала перерезанная итальянская местность, превосходить её собственную пехоту, обученную действовать преимущественно густыми колоннами. Союзниками Австрия никого не имела; Англия находилась в союзе с Францией и сильно сочувствовала освобождению Италии. Пруссия, помня Ольмюц, нисколько не располагала содействовать умножению австрийского могущества. Россия, со времени восточной войны, имела полное право чуждаться Австрии; один германский союз рванулся было поддержать её вооружённою рукою, но Россия и Англия не замедлили укротить его патриотический пыл, напомнив союзу, что он имеет одно чисто оборонительное значение, и они, в случае его вмешательства, сами принуждены будут выйти из своего нейтрального положения.