Екатерина Суровцева - Вена в русской мемуаристике. Сборник материалов

– Pourtant, cammarade, vous etes bien boutonne.

– D’apr’es le reglement, mon general, – ответил я.

Шлик улыбнулся, пожаль мне руку и просил чаще у него бывать.

С Бенедеком разыгралась у меня сцена другого рода. Ещё в Вене были мы знакомы, довольно часто встречаясь у князя Виндишгреца. Там уже я имел случай заметить, что он далеко не добряк, каким прикидывается, востёр на язык, и с ним надо было держать ухо востро. Не успел я перешагнуть через порог, как Бенедек кинулся меня обнимать.

– Cammarad, herzlich erfreut sie unter uns zu sehen; sind sie endlich zu uns gekommen, wohl um zu hören was die jungen Leute so auf der piazza Bra sprechen!

На пиаце Бра находилась кофейня, возле которой преимущественно собиралась военная молодёжь, не стеснявшаяся громко осуждать всё, что деялось и творилось на театре войны.

Я отступил шаг назад.

– Zu hören was die jungen Leute auf der piazza Bra sprechen? Gar nicht nöthig; man braucht nur Augen zu haben um zu sehen!

– Cammarad! Cammarad! gleich böse!

– Nicht im geringsten. Excellenz haben nur vergessen: wie man in den Wald ruft, schallt es zurück!

С того времени Бенедек стал меня остерегаться.

В первый же день раз навсегда я был приглашён к императорскому столу, за которым ежедневно сиживало человек около шестидесяти, составлявших персонал главной квартиры. Обед был не затейлив, состоял из четырёх блюд и десерта, но был также хорошо приготовлен и сервирован, как бы в Венском дворце. Император обедал вместе со всеми, за большим, покоем устроенным, столом. По окончании обеда он уходил в боковую комнату, куда за ним следовали имевшие представиться. Был я принят после моего первого обеда. Ни в наружности его, ни в разговоре я не заметил ни малейшей перемены против венского приёма, хотя, как мне сказывали, сольферинская неудача сильно его потрясла, и он душевно продолжал скорбеть о прошедшем и не без опасения взирать на будущее. Умел он владеть собой. Приветствовав меня одинаково любезно, как в моё первое венское представление, после немногих посторонних вопросов, император заключил словами:

– Очень благодарен вашему государю за то, что вас прислал в мою армию; признаю это доказательством одинаково дружелюбных чувств, какие он питает ко мне и к моим противникам, у которых в лагере также находится русский офицер.

Почти в одно время с моим приездом в Верону граф Павел Шувалов прибыл в главную квартиру Луи-Наполеона.

Приехал я в Верону на пятые сутки после Сольферинского дела. Франко-сарды к тому времени переправились на правую сторону реки Минчио и около Валежио заняли сильную позицию; австрийцы заперлись в черте веронских передовых укреплений; военные действия приостановились; с обеих сторон отдыхали и готовились, пополняя потери и исправляя попорченный материал. Тут мне привелось вкусить все прелести бездейственной, утомительно однообразной военной стоянки: поутру, пока солнце не припекло, прогулка за город, не выходя за черту передовых верков, потом обед за императорским столом, вечером ленивое восседание пред кофейней ради утоления жажды бесчисленными порциями гранито и мороженого, причём приходилось выслушивать бесконечные толки обо всём, что было сделано, и чего бы делать не следовало. Эти пересуды ежедневно повторялись на всевозможные лады, смотря потому, как дело каждому представлялось, доставляя мне возможность не только факты узнавать, но и знакомиться с характером и умственными качествами рассуждавших. Главным предметом всех разговоров, понятным образом, служило последнее сражение под Сольферино, которое, согласно рассказу принимавших в нём деятельное участие, разыгралось следующим образом.

Сгорая желанием загладить Гиулаем наделанные ошибки, император Франц-Иосиф принял решение действовать наступательно, вопреки мнению Гесса и некоторых других опытных генералов, советовавших не покидать известного крепостного квадрилатера. Нашлись люди угодливые, не преминувшие помощью самых убедительных доказательств поддержать желание императора. На собранном по этому случаю совете было положено, переправившись чрез Минчио, атаковать неприятельскую армию, стоявшую близь Кастиглионе. Растянув линию на четыре мили, сто сорокатысячная австрийская армия двинулась к означенному пункту, имея в предмете, охватив правый неприятельский фланг, прижать противника к горам. Концентрически направленные австрийские колонны должны были сойтись пред самой неприятельской позицией. По теории совершенно правильно; на деле же расчёт австрийских тактиков не оправдался. Франко-сарды, помощью воздушных шаров разведавшие, чего домогались австрийцы, с вечера пошли им навстречу, вследствие чего вместо одного общего сражения под Кастиглионе произошло три, связи не имевших, столкновения: в Поцоленго, Сольферино и Медоли, которые совершенно с толку сбили австрийских генералов, не ожидавших так скоро встретиться с неприятелем. Бенедека, стоявшего на правом фланге со своим корпусом, в третьем часу утра разбудили французские ядра, полетевшие на Поцоленго; на левом фланге, которым командовал граф Вимпфен, один австрийский пехотный полк вошёл в Медоли, не зная, что другой конец деревни уже занять французами – значить, австрийцы шли, плохо разведывая местность впереди себя. Отсюда ошибка последовала за ошибкой. Центр австрийской армии оказался неимоверно слабым: Сольферино заняла только одна бригада; о пехотных резервах совершенно забыли; резервная артиллерия левого фланга потеряла дорогу и совсем не пришла на поле сражения. Блистательная атака гусарского полка под командой Эдельсгейма, прорвавшая французскую линию вплоть до перевязочного пункта, осталась без результата. Повторные атаки кавалерийской дивизии графа Менсдорфа на медольской равнине, отражаемые убийственным огнём французской артиллерии, также ни к чему не повели. Генерал Цедвиц Менсдорфа не поддержал, и поутру ещё без всякого повода отвёл к Минчио свою кавалерийскую дивизию, за что и был удалён от службы. Граф Вимпфен, имевший задачей теснить правый фланг французской армии, удерживаемый Мак-Могоном, Канробером и Ниелем, не мог выиграть пяди земли. На одном правом фланге австрийцы имели успех. Бенедеку удалось отбросить сорокатысячную Сардинскую армию, причём он сделал, однако, очень важную ошибку: увлекаясь отличавшею его солдатскою храбростью, безрасчётно зарвался он в преследовании, со всем корпусом своим погнался за сардинцами до Ривольтеллы, тем обнажил центр армии и у себя отнял возможность его поддержать, когда Луи-Наполеон превосходными силами атаковал Сольферинские высоты, служившие ключом австрийской позиции. Сам он едва успел уйти за реку, когда французы, захватив Сольферино, чрез Кавриану двинулись к Волге. Заняло французами Сольферинских высот решило судьбу сражения; дальше австрийцам не стоило драться, и, полагаю, они были очень рады, когда в шестом часу по полудни сильная гроза обе стороны принудила прервать сражение. Затем австрийцы, не теряя порядка, отступили к Вероне, а франко-сарды вслед за ними перешли чрез Минчио и выдвинули свои аванпосты под самую крепость. Австрийские потери в этом деле простирались убитыми и ранеными до 18.000, пленными несколько свыше 9.000. Французы потеряли не меньше, в плен попали однако не больше 600 человек. У сардинцев убыло из строя около 6,500 человек.