Дэвид Линч - Комната снов. Автобиография Дэвида Линча

Де Лаурентис все еще строил студию в Уилмингтоне, когда там начали снимать «Синий бархат», и съемки настоящего фильма стали сенсацией для жителей городка. Даже несмотря на то, что большие части фильма были сняты ночью, заинтересованные наблюдатели постоянно приходили посмотреть, люди приходили со стульями и пледами, чтобы увидеть, как снималась особенно щекотливая сцена, в которой избитая обнаженная Росселлини бредет по улице, пребывая в состоянии шока. «Дэвид как-то рассказал мне, что когда он был маленьким мальчиком, он и его брат шли домой и увидели женщину без одежды прямо на улице. Тогда они поняли, что происходит нечто очень плохое, – рассказала Росселлини. – Этот эпизод лег в основу сцены, и в ней нет ничего оптимистичного».

Помощник режиссера предупредил наблюдателей, что сцена, которую будут снимать, содержит наготу, что может вызвать у них осуждение. «Но все остались, будто решили, что это отличная часть шоу!», – вспоминала Росселлини. На следующий день полиция уведомила съемочную команду, что на улицах Уилмингтона больше нельзя снимать никаких дополнительных сцен; Де Лаурентис стоял рядом с Линчем и понимал, что им предстоит пройти еще через множество таких испытаний. «Дино периодически просматривал отснятый материал, – вспоминал Карузо. – Я спрашивал, что он об этом думает, а он лишь пожимал плечами. Но Дино дал Дэвиду слово, что не будет вмешиваться в финальный монтаж, а слово свое он всегда держал».

Бесстрашная игра Росселлини не осталась незамеченной среди остальных актеров. «Я чувствовал некий благоговейный страх перед ней, – вспоминал Маклахлен. – И, конечно, до того, как мы начали снимать, меня очень смущало то, что у нас будут совместные сцены с обнажением. В одной из сцен я стою перед Изабеллой полностью без одежды, и когда мы ее снимали, я повторял про себя: “Ты не здесь, сейчас ты в другом месте, это просто тело, даже не думай о том, что на тебе совсем ничего нет”».

«Есть и другая сцена, где Изабелла просит ее ударить, и я подумал, что не смогу этого сделать, – продолжил Маклахлен. – Я на самом деле ее не бил, но факт, что мне нужно это изобразить, очень меня огорчал. Когда позже Джеффри сидит в своей комнате и понимает, что произошло, он ломается, и эти сцены были по-настоящему трудными. Я доверял Дэвиду, и он показал мне, как через них пройти».

Среди всего этого хаоса Линч пребывал в прекрасном расположении духа, разъезжая между площадками на розовом велосипеде с лентами, развевающимися на ручках, а его карманы были полны арахисовых конфет «M&M’s». «Дэвид – неподдельно счастливый человек, и это одно из самых примечательных его качеств – я никогда не встречала кого-то настолько же умиротворенного, – рассказала Росселлини. – Помню, как говорила ему: “Ты просыпаешься по утрам счастливым. Может, это благодаря какому-нибудь гену, который можно клонировать?”».

«Дэвид бы сказал, что путь к его счастью – медитация, – отметила Лора Дерн. – И я думаю, что так и есть. Он узнал, кто он и кем он стал сразу после того, как начал медитировать, так что он в этом вопросе самый компетентный судья. Я бы тем не менее добавила, что часть его счастья связана с тем фактом, что в своем творчестве он не ставит для себя никаких границ. В нашей культуре немало самоосуждения и стыда, и Дэвид всего этого лишен. Когда он что-то делает, ему неважно, что подумают люди, или что он обязан что-то делать, или что он должен подстраиваться под дух времени. Он воплощает то, что возникает в его мозге, и это дарит ему радость».

Скромный офис Линча в Уилмингтоне был завален пластиковыми игрушками, рисунками на клочках бумаги, и тюбиками с краской. На стенах висели две картины на разных стадиях завершенности и безвкусные часы с надписью «Ламбертонский клуб рыболовов». На полу валялись коробки из-под поп-корна и фотография набора «Собери курицу», который он сделал в Мексике. На подоконнике в ряд стояли стаканы с водой, в которых прорастали картофелины.

«“Синий бархат” – это история о невинности и ее невозможности, – рассказал Брэд Дуриф, который играет приятеля Фрэнка Бута, Рэймонда. – Но когда я работал с Дэвидом, то видел эту невинность в нем. Она проявлялась в виде чистого энтузиазма – он мог посмотреть на пару теннисных туфель и прийти в восторг, и его мысли о женщинах тоже казались достаточно невинными».

Карузо вспоминал: «На площадке царило радостное настроение, потому что у Дэвида была замечательная аура – все, каждый член съемочной группы, его любили. Ежедневная медитация Дэвида – ключ к этой ауре. Когда он возвращался на площадку после дневной медитации, вокруг него будто образовывалось невидимое кольцо энергии, и ты просто попадал в это кольцо и успокаивался».