Дэвид Линч - Комната снов. Автобиография Дэвида Линча

Я все еще работал над фильмом, когда Ал уехал в Финдхорн, и когда это произошло, я впал в уныние. Ал был забавным. Он был безрассудным, и если ему в голову что-то приходило, то он просто шел и делал это.

Здорово. Но я правда хотел, чтобы он помог мне с «Головой-ластиком». И вот он уезжает. Я думал, что ему нравится поездка, но он вернулся через несколько месяцев, и я был очень рад его видеть. После возвращения он жил в моем гараже и питался салатами. Готовил их он с особой свирепостью. В одной части гаража был стол, и хотя у нас практически не было никакого звукового оборудования, Ал занимался там звуком. По утрам он, как мы это называли, «вставлял на место глаза», и этот ритуал был неизменным. Он особым образом складывал бумажное полотенце, брал блюдце с жидкостью и маленький контейнер с линзами. Он открывал контейнер, доставал линзу, быстро ее крутил в растворе, затем вставлял и промакивал пальцы полотенцем. То же самое он проделывал и со второй, неистово обрабатывал ее раствором, вставлял и ритуал заканчивался.

В особняке Доэни была большая комната, которая называлась Большой Холл, изначально служившая залом торжеств. Там сделали скошенный пол, установили большой экран и будку киномеханика, а на балконе, где раньше размещался оркестр, организовали место для актеров озвучивания. Внизу установили микшерский пульт. В Большом Холле была люстра, которая поднималась к потолку и по мере этого гасла, так что просмотр фильма превращался в настоящее шоу. Однажды мы с Алом работали за пультом, и начали заходить люди. Я не хотел, чтобы кто-то находился в комнате, и сказал им уходить, а затем вошел кто-то еще и сказал: «Из Канн приехали. Они могут зайти и посмотреть что-нибудь? Тебе это может быть полезно, Дэвид». В норме я бы сказал «Нет», но тогда я сказал «Да, но только чуть-чуть». Я их особо не видел, но запомнил группу людей в беретах, и смотрели они минут пять-семь. Потом мне передали, что они сказали: «Он перебунюэлил Бунюэля», и что мне нужно везти фильм в Нью-Йорк, где показывали фильмы для Каннского фестиваля.

Это открыло дверцу, за которой таилась мысль, что может быть, нам надо ехать в Канны, и Ал сказал: «Если ты хочешь этого, то нам надо работать сутками и тебе придется перестать наведываться в “Боб”». Это почти убило меня. Мне пришлось отказаться от милкшейков. Ал жалел меня, и однажды сказал: «Давай-ка сделаем перерыв и сходим в “Гамбургер Гамлет”». Мы пошли, выпили кофе, и тут я увидел кусочек голландского яблочного пирога в коробочке. Я взял кусочек и было вкусно, но дорого, так что больше я себе такого позволить не мог. Как-то я ходил по супермаркету и увидел такой пирог целиком, который стоил чуть больше, чем кусочек. Я купил его, прочитал инструкцию, положил его в печь и приготовил. Я отрезал кусочек, завернул в фольгу и спрятал под куртку. Затем пошел в “Гамбургер Гамлет” и тайком откусывал по кусочку, пока мы пили кофе. Фильм к Каннскому фестивалю мы закончили вовремя.

Я имел обыкновение ходить в «Дю-пар’c» в «Фармерс Маркет», где были эти высокие серо-голубые деревянные тележки для покупок с двумя колесами. Я нашел офис менеджера «Фармерс Маркет» и поднялся по деревянным ступенькам на второй или третий этаж здания. Меня пригласили внутрь, и я сказал: «Мне необходимо отвезти двадцать четыре бобины с пленкой в Нью-Йорк. Можно одолжить у вас тележку?». Работник офиса ответил: «Послушай, друг, люди постоянно воруют эти штуки и даже не спрашивают. Очень мило, что ты попросил, конечно, можно. И удачи тебе». У меня было двенадцать бобин с картинкой и двенадцать со звуком. Я погрузил их в тяжелую тележку, связал все вместе и зарегистрировал как багаж. Я опустошил свой банковский счет, чтобы купить билет на ночной рейс. Когда я прилетел, мне было очень плохо, меня сильно знобило и лихорадило. Сестра Девушки из Батареи жила в этом городе. Она накормила меня завтраком, затем помогла сесть в такси, и я поехал в театр, что располагался в центре. Я завез внутрь тележку с пленкой, и местный работник сказал мне: «Просто поставь туда – к пленкам, что перед тобой» – и показал на длинный ряд фильмов. Я оставил фильм, ушел, запасся кофе и пончиками и целый день измерял шагами фасад здания. Позже днем фильм наконец-то начали показывать. Я стоял у двери и слушал – он показался таким длинным! В конце концов мне сказали: «Все, дело сделано», я упаковал пленку обратно и поехал домой.

Может, неделю спустя я узнал, что в зале не было ни одного зрителя, и фильм показывали просто так. От этой новости мне сильно поплохело. Тогда я подал заявку на Нью-Йоркский кинофестиваль и снова получил отказ. Я даже не собирался участвовать в Filmex, но Мэри Фиск сказала: «Я отвезу тебя туда, а ты подашь заявку». И вот я погрузил фильм и поехал туда с огромной горой на плечах. Я поставил все это и сказал: «Отказано в Каннах, отказано на Нью-Йоркском фестивале – вы тоже, вероятно, откажете, но тем не менее, вот». Мне ответили: «Не надо, приятель. Мы сами себя хозяева. Нам все равно, где тебе отказали», – и в ту же ночь фильм показали на Filmex.