Дэвид Линч - Комната снов. Автобиография Дэвида Линча

Я думал, что картина была готова, когда отвозил ее на Filmex, но ее следовало укоротить, и я понял это именно на том показе. Фильм показывали в огромной комнате, и мне сказали: «Дэвид, садись вот тут, на заднем ряду. Можешь нащупать кнопочку под сиденьем? Каждый раз, когда ты будешь ее нажимать, звук будет повышаться на 1 Дб». И вот я сижу, фильм начинается, и звук в нем действительно тихий. Я жму на кнопку раза три. Все еще тихо. Я жму снова – тихо. Должно быть, я нажал ее еще несколько раз. В итоге я сделал звук таким громким, что когда Генри положил нож на тарелку за ужином у Мэри, люди на переднем ряду едва не лишились слуха. Я вышел из зала и бродил по вестибюлю остаток фильма. Фред подвозил меня той ночью, и по пути домой я сказал: «Фред, я режу фильм к чертям». Он ответил: «Дэвид, не надо». Я сказал: «Я знаю, что резать, и я это вырежу», – и я не спал всю ночь, работая над этим. Я не резал ленту наспех – я думал об этом – но я сделал ошибку, порезав совмещенную копию, где были сведены изображение и звук. Это было глупо с моей стороны, но так уж вышло. Версия, показанная на Filmex, была на двадцать минут дольше – час и пятьдесят минут. А теперь картина идет полтора часа.

Молодой человек, который занимался дистрибуцией кино, посмотрел «Голову-ластик» и, к счастью, понял, что Бен Баренхольц идеально подходил для этой цели. Он связался с Беном и попросил Бена взглянуть на фильм. Бен – тот еще персонаж. Он вроде как серьезный и деловой, но на самом деле он деловой по-творчески, а еще он дедушка полуночных кинопоказов. Он сказал мне: «Я большую рекламу делать не буду, но гарантирую, что через два месяца люди в очередь будут выстраиваться». И все сбылось.

После нашего с Пегги развода в мою жизнь пришла Мэри. Когда она жила в Топанге, она остановилась у Джека и Сисси. Очевидно, они не уделяли ей много внимания, и Мэри это не радовало, вот у нас и закрутился роман. Я снова женился, потому что любил Мэри.

Сразу после свадьбы мы с Мэри отправились в Нью-Йорк, чтобы закончить фильм. Она была здесь неделю, и очень быстро утомилась, но я провел все лето, живя в апартаментах Бена и работая в месте под названием «Precision Lab». Бывают ли вообще студии, где любят художников?

Ребята там были скорее похожи на водителей грузовиков. На студии работали сплошь синие воротнички, и они поверить не могли, что я хотел затемнить фильм именно до той степени, до которой сказал. Они просто не делали его таким темным. Они говорили: «Нет, так нельзя». Я говорил: «Темнее», и пленку делали чуточку темнее, а я говорил, нет, еще темнее. Они проматывали пленку каждый раз, когда снимали копию, и на то, чтобы затемнить ее так, как я хотел, ушло два месяца. Было сделано столько чертовых копий, и они были ужасны. В конечном итоге я получил то, что мне понравилось, и фильм был показан в «Синема Виллэдж». Я не ходил на премьеру, но в четверг и пятницу проходили вечеринки в ее честь. Я слышал, что на вечернем открытии присутствовало двадцать шесть человек, а на следующем ночном мероприятии – двадцать четыре.

После запуска фильма у меня все еще не было денег, так что когда я отправился назад в Лос-Анджелес, я заехал в Риверсайд и поработал с моим отцом по дому. Но я не падал духом. Нет уж! Я был так благодарен, потому что фильм был закончен, и его распространяли. Я бы не назвал это однозначно успехом, но все относительно. Если разговор о деньгах, успех – это «Челюсти». Если об облегчении после завершения работы и о том, чтобы найти местечко, где можно было бы показать его людям, – это успех для меня. И вот я каждый день работал с отцом. Мы возвращались под вечер, и мама готовила для нас ужин. Мы съедали его вместе, затем я извинялся и уходил к себе в комнату, где писал десять страниц «Ронни-ракеты или Абсурдной мистерии о странных силах природы». Я не мог заснуть, не написав десять страниц, потому что вся история была в моей голове. В те дни, если ты садился на поезд от Округа Колумбия до Нью-Йорка, то проезжал через теорритории Ронни-ракеты. Это было еще до граффити, когда стояли старые фабрики, еще не полностью заброшенные, и были целые индустриальный районы – такая красота. А потом все это ушло. Мир, на который я смотрел из окна поезда, исчез. Я не заработал денег на «Голове-ластике», но я полюбил тот мир, который увидел, и с тех пор думал о создании «Ронни-ракеты».

Энтони Хопкинс и Линч на съемках фильма «Человек-слон» в Лондоне, 1979. Предоставлено Brooksfilms. Фотограф: Фрэнк Коннор .