Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Это явление хотя и нарушает правила общественного строя, но оно в духе русской удали и пока еще не умерло в народе, как бы говоря о том, что и в грубой натуре человека все еще тлеет та искра, которая напоминает что-то теплое, старое. Вот почему я отношусь к нему симпатично и помещаю в этих заметках.

Интересно иногда прослушать историю какого-нибудь побега невесты и невольно только удивляешься, к каким тончайшим хитростям прибегает прекрасный пол, чтоб внезапно улетучиться из родительского дома, где, при малейшем подозрении, принимаются в свою очередь всевозможные меры, чтобы предупредить побег. Конечно, мотивами последних бывает большей частью нерасположение родителей к личности жениха, либо по его несостоятельности, либо по дурному поведению и проч. И, глядишь, все-таки хитрость и любовь или привязанность девушки перехитрит бдительность надзора! Один миг, или лучше сказать зевок в условленное время решает все — и вот еще теплая постель девушки только скажет о внезапном исчезновении ее обитательницы!.. И эта теплота или холод, или, наконец, какая-нибудь повитая кукла на ложе, могут примерно сказать о времени этого моментального исчезновения.

Зато надо видеть, с какой быстротой несется сбежавшая со своим суженым или каким-либо подставным лицом через долины и горы, поднимая целые вихри пыли или снежной изморози, чтоб уйти от погони и успеть надеть в «подговоренной» церкви венцы и услышать решающий возглас «Исайя, ликуй!»

Но нередко в Сибири в таких случаях уносят беглянку или лихой скакун, или тихая бесследная лодочка по быстрому течению родной реки!..

Зато с какой поспешностью летит тем или другим способом погоня, если домашние хватятся вовремя, чтоб догнать беглянку.

По отзывам многих, никакое чувство страха не сравнится с тем, какой ощущается в трепещущей груди сибирской «Джульетты» во время побега. Каким робким и вместе с тем зорким оком смотрит она назад, приглядывается к каждой чернове, появляющейся вдали на оставленном ею пути!.. С каким напряжением прислушивается она ко всякому не только звуку, но даже и шороху позади ее экипажа!.. И, Боже, какой ужас выражается на молодом личике, когда она завидит или заслышит действительно приближающуюся погоню!..

Недаром они говорят, что все это время какая-то особая давящая истома подступает под горло, точно воздуха не хватает для легких, и тревожное сердце бьется «как голубь», и каждую минуту словно хочет вылететь из высоко подымающейся груди…

Из этого я прихожу к тому заключению, что если в быту народа есть еще, во имя любви, «беглые свадьбы», то значит, холодная рука материального века еще не наложила на него той гробовой печати, под которой уже умерли многие добрые и теплые качества русской жизни. И дай Бог, чтобы та ржавая плесень Запада, которая, как смердящий червь, ползет на Восток, вовек не подточила того самобытного строя, той могучей расы, из которой вышли герои Севастополя, Шипки, Балкан, — и те недюжинные натуры, которые с красным крестом на груди, как ангелы-хранители, добровольно шли помогать своим братьям и облегчать их страдания под градом пуль и ядер, задыхаясь в пороховом дыму и захлебываясь даже неприятельской кровью!..

Покончив пока с этнографией, я попробую возвратиться к весне, к тому времени, когда, пропустив полую воду через заводскую плотину, исправив все шлюзы и вычистив заводской пруд, крепко запрут все вешняки шлюза и тем прекратят течение речки Малый Сузун. Мы, то есть рыбак Широков и я, всегда с нетерпением ждали этот день, первый после закрытия, и в тот же вечер, лишь только стемнеет, отправлялись на особого рода рыбалку.

Дело в том, что во время весеннего спуска воды из плотины, ниже главного шлюза, в так называемом бучиле, о котором я упомянул выше, всегда образуется от сильного боя воды большая и глубокая яма, в которой остается крупная рыба.

Так как запор ставней (вешняков) и засыпка их с воды назьмом всегда происходит в один день, то мы, тотчас по прекращении течения воды в бучило, разбирали находящиеся ниже его камни и делали в них канаву, которую вверху, под самым бучилом, плотно закладывали теми же камешками и глиной, чтоб до нужного времени не сбегала по ней вода из образовавшегося под бучилом стоячего озерка или омута. Вследствие этого вся рыба, находящаяся в этом садке, не могла выйти в реку, а между тем она, после такого боя и шума воды, вдруг, очутившись в тихом омуте, всегда рвалась на свободу.

И вот, лишь только проходил вечер и наступала тишина, мы тотчас осторожно разбирали глиняную забойку и опускали воду из омута в канаву. Она тихо сбегала по ней и открывала свободный путь в речку, но тут-то и была наша рыбалка.