Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Испуганный сержант стоял за тарантасом, видимо, прячась от взора исправника и, растерявшись, не знал, что ему делать — то ли оправдываться, то ли винить ямщика, но хохот Андрея Андреевича смягчил и его душевную борьбу.

В это время лошади подхватили и понеслись по мокрому лугу, но сержант и бойкий ямщик успели их догнать, подхватить вожжи и, на маху заскочив в тарантас, скоро их остановили.

С нас каскадом бежала вода, и мы мокрыми рукавами старались обтереть свои физиономии. Ветер как нарочно усилился и, кажется, хотел нас снова спихнуть в эту большую и глубокую промоину…

Оказалось, что мы верстах в двух от той самой Самодуркиной, куда мы ездили с дедушкой за гусями, а потому мы и порешили, не раздеваясь, как можно скорее добраться до этой деревни. По счастию, из тарантаса ничего не выпало, не оказалось только моей винтовки, которую я вместе с другими ружьями выносил из дома Мер-ва лично сам и положил в тарантас с моего бока. Ясно, что она вместе со мной вылетела в промоину, а потому мы решились поискать ее длинной жердью, которую сержант притащил с луга, выдернув ее из старого остожья.

И можете себе представить, что этой жердью, длиною не менее 9-10 аршин, мы едва достали дно ямы и как-то ловко поддели винтовку за погон кожаного чехла, затем вытащили ее на берег.

Одумавшись и оглядевшись, мы от души возблагодарили Господа, что так счастливо отделались, а весьма легко могла случиться крайне плохая история. Дело в том, что ямщик попал на самый край промоины, но попал наискось и только поэтому наш тарантас действительно обрезало только одним задним колесом. А если б туда попало и переднее колесо? Тогда бы и мы, и тарантас, а за ним и лошади улетели в глубокую водяную пропасть!..

Чтоб не вымочить все, что было в тарантасе своими мокрыми полушубками, с которых все еще бежали потоки, несмотря на то, что их обжимали по шерсти и ямщик, и сержант, мы встали по бокам на приступки экипажа и велели скорее катить в Самодуркину.

Тут мы остановились уже в знакомой мне квартире, попросили поставить самовар, еще хорошенько отжать нашу мокрую одежду и подсушить, а сами занялись переодеванием в запасное сухое белье и платье, так что волей-неволей пробыли тут не менее четырех часов.

Здесь мы узнали, что промоина, в которой искупались, величиной гораздо более всей усадьбы нашего хозяина и что, наполнившись водой, она могла поглотить не один десяток тарантасов! Наше счастье еще в том, что добрые кони выхватили экипаж уже на трех колесах на окраину ямы… Да, слава Создателю! А улети мы в эту страшную промоину с тарантасом и лошадьми — это был бы вопрос ужасный, вопрос жизни и смерти! Могли бы не выкарабкаться…

Описанный мною случай курьезен, но что выражает наше купанье в сравнении с купаньем К. А. Аб-ова, которое, как выдающийся факт, я хочу занести в свою хартию, чтоб всякий читающий мог сообразить, каким сюрпризам подвергаются иной раз сибиряки в своих путешествиях и служащие люди в командировках.

Однажды, еще в молодых годах, К. А. Аб-ов, служивший в горном ведомстве, как отводчик золотоносных площадей, возвращался зимою из тайги в Барнаул. Снег был уже довольно глубок, и ему запрягли в кошевку парочку лошадей в «простяж», то есть не рядом, а гуськом, одну за другой, потому что иначе ездить по тайге неудобно, а при глубоком снеге и невозможно. Морозы стояли хотя и порядочные, но быстрые горные реки нередко долго не замерзают совсем или имеют открытые полыньи.

Выехав с прииска еще днем, он как раз ночью должен был спуститься на реку и ехать ею сколько-то верст, — хорошенько не помню, да и суть не в расстоянии.

Ямщиком у него был бойкий молодой парень, который, лихо пробежав таежной просекой, не задумываясь, спустился на реку и, посвистывая, покатил по льду. Глухая тайга покрывала оба берега и бесприютно, угрюмо смотрела на отважных путешественников. Как седок, так и ямщик, конечно, хорошо знали, что на большом перегоне они не встретят ни одного жилого места, ничего, кроме высокого темного леса; тем не менее привычные люди ехали без особой боязни, и Аб-ов, укутавшись по-зимнему и ловко приютившись в уголок кошевки, даже вздремнул.

Вдруг ямщик испуганно затпрукал, моментально остановился и соскочил с облучка. Проснулся и Константин Андреевич и тоже выскочил из кошевки. Оказалось, что, объезжая одну полынью, передовой конь попал на «подпарину» и провалился, а за ним с маху провалился и коренник, но зацепился «запрегом» за лед и только потому не последовал в глубокую и быструю воду за своим товарищем. Кошевка стояла еще на льду, а коренник, захватившись мордой за край льда, болтался на подбрюшнике.