Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

Къ концу дня утомительной развѣдки я пришелъ къ печальному выводу: путь на сѣверъ былъ прегражденъ длинными полосами непроходимыхъ болотъ... Только теперь я понялъ, почему охрана лагеря не боялась побѣговъ на сѣверъ: болота ловили бѣглецовъ не хуже, чѣмъ солдаты...

Боясь заблудиться и потерять много времени на отыскиваніе обходныхъ путей, на слѣдующій день я еще разъ пытался форсировать переходъ черезъ трясину и едва унесъ ноги, оставивъ въ даръ болотнымъ чертямъ длинную жердь, спасшую меня при очередномъ погруженіи.

Выбора не было. Мнѣ приходилось двигаться на западъ, рискуя выйти къ городу Олонцу или къ совѣтскому берегу Ладожскаго озера. И болѣе двухъ сутокъ я лавировалъ въ лабиринтѣ болотъ, пользуясь всякой возможностью продвинуться на сѣверъ, но уже не рѣшаясь пересѣкать широкія предательски пространства топей.

Во время этихъ моихъ странствованій какъ-то днемъ вѣтеръ донесъ до меня какіе-то тарахтящіе звуки. Странное дѣло! Эти звуки напоминали грохотъ колесъ по мостовой. Но откуда здѣсь взяться мостовой? Что это — галлюцинація... Осторожно пройдя впередъ, я съ удивленіемъ и радостью увидѣлъ, что поперекъ болотистаго района на сѣверъ ведетъ деревянная дорога изъ круглыхъ короткихъ бревенъ, уложенныхъ въ видѣ своеобразной насыпи, возвышавшейся на метръ надъ поверхностью болота. Такъ вотъ откуда звуки колесъ по мостовой!

Въ моемъ положеніи всякіе признаки человѣческой жизни были не слишкомъ пріятны, но эта дорога — была спасительницей для бѣглеца, застрявшаго среди непроходимыхъ топей.

Остатокъ дня я провелъ въ глухомъ уголкѣ лѣса, наслаждаясь отдыхомъ и покоемъ, и поздно ночью вышелъ на дорогу.

Рискъ былъ великъ. Любая встрѣча на этой узкой дорогѣ среди болотъ могла бы окончиться моей поимкой и гибелью. Трудно было представить, чтобы такая дорога не охранялась. Разумѣется, встрѣчи съ крестьянами я не боялся, но кто изъ крестьянъ ночью ходитъ по такимъ дорогамъ?...

Но другого выхода не было, и съ напряженными нервами я вышелъ изъ темнаго лѣса на бревенчатую дорогу.

Туманная, лунная ночь, бѣлыя полосы болотныхъ испареній, угрюмый, молчаливый лѣсъ сзади, сѣро-зеленыя пространства холоднаго болота, мокрая отъ росы и поблескивающая въ лунномъ свѣтѣ дорога — вся опасность этого похода со странной яркостью напомнила мнѣ исторію "Собаки Баскервилей" Конанъ-Дойля и полныя жуткаго смысла слова:

— "Если вамъ дорога жизнь и разсудокъ, не ходите одинъ на пустошь, когда наступаетъ мракъ и властвуютъ злыя силы"...

Идя съ напряженнымъ до послѣдней степени зрѣніемъ и слухомъ по этой узкой дорогѣ, протянутой среди пустынныхъ топей и лѣсовъ, окруженный, словно привидѣніями, волнами тумана и почти беззвучныхъ шороховъ этого "великаго молчанія", я невольно вздрагивалъ, и мнѣ все чудилось, что вотъ-вотъ — сзади раздастся вдругъ топотъ страшныхъ лапъ и огненная пасть дьявольской собаки вынырнетъ изъ призрачнаго мрака... И страшно было оглянуться...

И вдругъ... Чу... Гдѣ-то сзади, еще далеко, далеко, раздался смутный шумъ. Неужели это галлюцинація? Я наклонился къ дорогѣ, прильнулъ ухомъ къ бревнамъ и ясно услышалъ шумъ ѣдущей телѣги... Опасность!..

Ужъ, конечно, не мирные крестьяне ночью ѣздятъ по такимъ пустыннымъ и гиблымъ мѣстамъ!..

Нужно было добраться до лѣса впереди — въ полукилометрѣ, и я бросился впередъ, стремясь спрятаться въ лѣсу до того, какъ меня замѣтятъ съ телѣги.

Задыхаясь и скользя по мокрымъ бревнамъ, я добѣжалъ со своимъ тяжелымъ грузомъ до опушки лѣса, соскочилъ съ дороги и, раза два провалившись въ какія-то ямы, наполненныя водой, залегъ въ кусты.

Скоро телѣга, дребезжа, пронеслась мимо, и въ туманѣ надъ силуэтами нѣсколькихъ людей при свѣтѣ луны блеснули штыки винтовокъ...

Остатокъ моего пути прошелъ благополучно, и только при проблескахъ утра я съ сожалѣніемъ свернулъ въ лѣсъ, радуясь что пройденные 20 километровъ помогли мнѣ преодолѣть самую тяжелую часть пути.

Забравшись въ глушь лѣса, я разостлалъ плащъ и, не успѣвъ отъ усталости даже поѣсть, мгновенно уснулъ.

Проснулся я отъ странныхъ звуковъ и, открывъ глаза, увидѣлъ славную рыжую бѣлочку, прыгавшую въ 2-3 метрахъ надъ моей головой. Ея забавная острая мордочка, ловкія движенія, блестящіе глазки, пушистый хвостикъ, комичная смѣсь страшнаго любопытства и боязливости заставили меня неожиданно для себя самого весело разсмѣяться. Испуганная бѣлочка съ тревожными чоканьемъ мгновенно взвилась кверху и тамъ, въ безопасной, по ея мнѣнію, вышинѣ, перепрыгивала съ вѣтки на вѣтку, поблескивая на солнышкѣ своей рыжей шерстью, ворча и наблюдая за незваннымъ гостемъ.