Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

Неужели не дико то, что только изъ любви и преданности скаутскому братству, только за то, что я старался помочь молодежи въ ея горячемъ стремленіи служить Родинѣ по великимъ законамъ скаутизма, — моя жизнь можетъ быть такъ исковеркана?

И неужели не было иного пути, какъ только, рискуя жизнью, уйти изъ родной страны, ставшей мнѣ не матерью, а мачехой?

Такъ, можетъ быть, смириться? Признать несуществующую вину, стать соціалистическимъ рабомъ, надъ которымъ можно дѣлать любые опыты фанатикамъ?

Нѣтъ! Ужъ лучше погибнуть въ лѣсахъ, чѣмъ задыхаться и гнить душой въ странѣ рабства. И пока я еще не сломанъ, пока есть еще силы и воля, надо бѣжать въ другой міръ, гдѣ человѣкъ можетъ жить свободно и спокойно, не испытывая гнета и насилія.

Вопросъ поставленъ правильно. Смерть или свобода? Третьяго пути не дано... Ну, что-жъ!

Я сжалъ зубы, тряхнулъ головой и вошелъ во мракъ лѣсной чащи.

Сѣверная лѣтняя ночь коротка. Уже часа черезъ два стало свѣтать, и я шелъ все увѣреннѣе и быстрѣе, торопясь какъ можно дальше уйти отъ проволоки концентраціоннаго лагеря.

На пути къ сѣверу лежали болота, лѣса и кустарники. Идти пока было легко. Ноги, какъ говорятъ, сами собой двигались, какъ у вырвавшагося на свободу дикаго звѣря. И я все ускорялъ шагъ, забывъ объ отдыхѣ и пищѣ.

Но вотъ почва стала повышаться, и въ серединѣ дня я услышалъ невдалекѣ удары топора. Вслушавшись, я замѣтилъ, что удары раздаются и сбоку. Очевидно, я попалъ на участокъ лѣсозаготовокъ, гдѣ работаютъ заключенные, подъ соотвѣтствующей охраной. Отступать назадъ было опасно, сзади все-таки могла быть погоня съ собаками изъ города. Нужно было прорываться впередъ.

Я поднялъ капюшонъ моего плаща, прикрѣпилъ впереди для камуфляжа большую еловую вѣтку, которая закрывала лицо, и медленно двинулся впередъ, сожалѣя, что у меня теперь нѣтъ морского бинокля и провѣренной дальнобойной малокалиберной винтовки, отобранной въ прошломъ году при арестѣ. Съ ними было бы много спокойнѣй.

Думалъ ли я, что навыки веселыхъ скаутскихъ лѣсныхъ игръ окажутся для меня спасительными въ этомъ опасномъ походѣ?

И я медленно крался впередъ, пригибаясь къ землѣ, скользя отъ дерева къ дереву и притаиваясь у кустовъ.

Вотъ что-то мелькнуло впереди. Я замираю за кустомъ. Говоръ, шумъ шаговъ... Темныя человѣческія фигуры показались и скрылись за деревьями. Опять ползкомъ впередъ... Неуклюжій плащъ, тяжелая сумка, еловая вѣтка — мѣшаютъ и давятъ. Горячее солнце печетъ и сіяетъ, потъ заливаетъ глаза, рой комаровъ гудитъ у лица, руки исцарапаны при ползаніи, но напряженіе таково, что все это не замѣчается.

Все дальше и дальше, зигзагами обходя опасныя мѣста, гдѣ рубили лѣсъ, выжидая и прячась, бѣгомъ и ползкомъ, почти теряя надежду и опять ободряясь, я счастливо прорвался черезъ опасную зону и опять вышелъ къ болоту.

Первое лѣсное препятствіе было обойдено. Правда, мои слѣды могла еще почуять сторожевая собака и догнать меня, но, на мое счастье, къ вечеру небо покрылось тучами и началъ накрапывать дождикъ — другъ всякой пугливой и преслѣдуемой лѣсной твари. Дождь уничтожилъ запахъ моего слѣда, и теперь я уже не боялся погони изъ города или лѣсозаготовительнаго пункта.

Этотъ дождикъ порвалъ послѣднюю нитку моей связи со старымъ міромъ. Теперь я былъ заброшенъ совсѣмъ одинъ въ дебри тайги и болотъ и предоставленъ только своимъ силамъ и своему счастью...

"Теоретически" плохо было мнѣ спать въ эту ночь: дождевыя капли монотонно барабанили по моему плащу, пробираясь сквозь вѣтки ели, снизу просачивалась влага почвы, въ бокъ кололи всякіе сучки и шишки — костра я, конечно, не рѣшался разводить. Но вопреки всему этому спалъ я превосходно. Первый сонъ на свободѣ — это ли не лучшее условіе для крѣпкаго сна?

Часа черезъ 3-4 стало разсвѣтать и, несмотря на дождь, я бодро выступилъ въ походъ. Тяжелый, набухшій плащъ, оттягивающая плечи сумка, мокрая одежда, насосавшіеся влаги сапоги — все это отнюдь не дѣлало уютной моей прогулки, но, несмотря на все это, километры откладывались за спиной вполнѣ успѣшно.

Днемъ впереди меня развернулось широкое — въ полкилометра и длинное, безъ конца, болото. Дождь прекратился, проглянуло солнышко, и высокая зеленая трава болота заискрилась въ лучахъ солнца милліонами разноцвѣтныхъ капель. Отъ солнечной теплоты дали стали закрываться бѣлой дымкой испареній, и я смѣло, не боясь быть увидѣннымъ, сталъ пересѣкать это болото.