Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

Часа черезъ три-четыре мы вышли на какую-то опушку. Юра сложилъ свой рюкзакъ, выползъ, осмотрѣлся и сообщилъ: дорога. Высунулся и я. Это была новая съ иголочки дорога — одинъ изъ тѣхъ стратегическихъ путей, которые большевики проводятъ къ финской границѣ. Оставалось перебѣжать эту дорогу. Взяли стартъ и, пригнувшись, перебѣжали на другую сторону. Тамъ стоялъ телеграфный столбъ съ какими-то надписями, и мы рѣшили рискнуть подойти къ столбу и посмотрѣть — а вдругъ мы у же на финляндской территоріи.

Подошли къ столбу — увы, совѣтскія обозначенія. И вотъ слышу сзади чей-то неистовый крикъ: стоо-ой...

Я только мелькомъ успѣлъ замѣтить какую-то человѣческую фигуру, видимо, только что вынырнувшую изъ лѣсу шагахъ въ сорока-пятидесяти отъ насъ. Фигура выхватила откуда-то что-то весьма похожее на револьверъ. Въ дальнѣйшее мы всматриваться не стали... Сзади насъ бухнули два или три револьверныхъ выстрѣла, почти заглушенные топотомъ нашихъ ногъ. Возможно, что "пули свистали надъ нашими головами", но намъ было не до свиста — мы мчались изо всѣхъ нашихъ ногъ. Я запнулся за какой-то корень, упалъ и, подымаясь, разслышалъ чьи-то вовсе ужъ идіотскіе крики: "стой, стой" — такъ мы и стали бы стоять и ждать!.. Потомъ нѣкто остроумный заоралъ: "держи" — кто бы тутъ насъ сталъ держать?...

Мы пробѣжали около версты и пріостановились. Дѣло было неуютнымъ: насъ замѣтили приблизительно въ верстѣ-полутора отъ деревни, въ деревнѣ — въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія — расположена чекистская застава, у заставы — конечно, собаки, и черезъ минуть 15-20 эти собаки будутъ спущены по нашему слѣду. И, конечно, будетъ устроена облава. Какъ устраивались облавы — объ этомъ мы въ Динамо выудили самыя исчерпывающія свѣдѣнія. На крики таинственной фигуры кто-то отвѣчалъ криками изъ деревни, и послышался разноголосый собачій лай.

Я очень плохой бѣгунъ на длинныя дистанціи. Полтора километра по бѣговой дорожкѣ для меня — мука мученическая. А тутъ мы бѣжали около трехъ часовъ, да еще съ трехпудовыми рюкзаками, по сумасшедшему хаосу камней, ямъ, корней, поваленныхъ стволовъ и, чортъ его знаетъ, чего еще. Правда, мы три раза останавливались, но не для отдыха. Въ первый разъ мы смазывали наши подошвы коркой отъ копченаго сала, второй — настойкой изъ махорки, третій — нашатырнымъ спиртомъ. Самая геніальная ищейка не могла бы вообразить, что первичный запахъ нашихъ сапогъ, потомъ соблазнительный ароматъ копченаго сала, потомъ махорочная вонь, потомъ ѣдкія испареніи нашатырнаго спирта — что все это относится къ одному и тому же слѣду.

Мы бѣжали три часа — дистанція, такъ сказать, марафонскаго бѣга. И — ничего. Сердце не разорвалось: нервы — великая вещь. Когда нужно, человѣкъ способенъ на самый неправдоподобныя вещи...

Плохо было то, что мы попали въ ловушку. Конечнымъ пунктомъ нашего пробѣга оказалось какое-то озеро, къ востоку переходившее въ широкое и со всѣхъ сторонъ открытое болото. Мы вернулись полверсты назадъ, взобрались на какую-то горку, сняли рюкзаки. Юра посмотрѣлъ на часы и сказалъ:

— Протрепали, оказывается, три часа: въ жизни бы не повѣрилъ...

Откуда-то отъ дороги несся собачій лай. Собакъ, видимо, было много. Раздались три выстрѣла: одинъ изъ винтовки — сухой и рѣзкій, два — изъ охотничьихъ ружей — гулкіе и раскатистые... Линія всѣхъ этихъ упоительныхъ звуковъ растянулась примѣрно отъ береговъ озера, на которомъ стояла деревушка, до вѣроятной оконечности болота. Стало ясно, что для нашей поимки мобилизовали и деревенскихъ собакъ (ГПУ-скіе ищейки не лаютъ), и деревенскихъ комсомольцевъ, которымъ до насъ, въ сущности, никакого дѣла нѣтъ, но которые, войдя въ лѣсъ, будутъ охвачены инстинктомъ охоты за самымъ благороднымъ звѣремъ — за человѣкомъ.

Итакъ, мы находились въ треугольникѣ, одна сторона котораго — юго-западная — была закрыта цѣпью озеръ, другая — юго-восточная — была охвачена облавой и третья — сѣверо восточная — была заперта озеромъ и болотомъ. Оставалось идти на сѣверо-востокъ въ надеждѣ найти тамъ, въ вершинѣ треугольника, какой-нибудь болѣе или менѣе доступный выходъ — перешеекъ, узкій протокъ между озерами или что-нибудь въ этомъ родѣ... Пошли. Я шелъ, уже еле волоча ноги и въ тысячный разъ проклиная свою совѣстливость или свое слабодушіе. Нѣтъ, тамъ, въ Медгорѣ, нужно было свернуть шею Левину и добыть оружіе... Если бы у насъ теперь — по двухстволкѣ и, скажемъ, по нагану — мы бы имъ показали облаву... Мы бы показали этимъ комсомольцамъ — что это за охота за человѣкомъ... лучше отъ такой охоты воздержаться... Конечно, и я, и Юра — стрѣлки не Богъ вѣсть какіе, но одно дѣло умѣть стрѣлять — совсѣмъ другое дѣло умѣть использовать огнестрѣльное оружіе. Я-то еще туда-сюда, нервы не тѣ, а съ Юрой по этому дѣлу лучше и не связываться... Да, мы бы имъ показали облаву... А теперь — оружія нѣтъ и жизнь виситъ совсѣмъ на волоскѣ... Въ слѣдующій разъ — если, не дай Богъ, онъ случится — я переломаю кому нужно кости безо всякой оглядки на высокія матеріи... Словомъ — былъ очень золъ.