Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

Сухого мѣста не было. Болото, камышъ, наполненныя водой ямы тянулись, казалось, безъ конца. Кое-гдѣ попадались провалы — узкія "окна" въ бездонную торфяную жижу. И идти было нельзя — опасно, и не идти было нельзя — замерзнемъ. Костра же развести и не изъ чего, и негдѣ. Наконецъ, взобрались на какой-то пригорокъ, окутанный тьмой и туманомъ. Разложили костеръ. Съ болота доносилось кряканье дикихъ утокъ, глухо шумѣли сосны, ухала какая-то болотная нечисть — но надъ карельской тайгой не было слышно ни одного человѣчьяго звука. Туманъ надвинулся на наше мокрое становище, окутавъ ватной пеленой ближайшія сосны; мнѣ казалось, что мы безнадежно и безвылазно затеряны въ безлюдьи таежной глуши и вотъ будемъ идти такъ день за днемъ, будемъ идти годы — и не выйти намъ изъ лабиринта ржавыхъ болотъ, тумана, призрачныхъ береговъ и призрачнаго лѣса... А лѣсъ мѣстами былъ, дѣйствительно, какимъ-то призрачнымъ. Вотъ стоитъ сухой стволъ березы. Обопрешься о него рукой, и онъ разваливается въ мокрую плѣсень. Иногда лежитъ по дорогѣ какой-то сваленный бурей гигантъ. Становишься на него ногой — и нога уходитъ въ мягкую трухлявую гниль...

Наломали еловыхъ вѣтокъ, разложили на мокрой землѣ какое-то подобіе логова. Костеръ догоралъ. Туманъ и тьма надвинулись совсѣмъ вплотную. Плотно прижались другъ къ другу, и я заснулъ тревожнымъ болотнымъ сномъ...

Переправъ всего было восемь. Одна изъ нихъ была очень забавной: я въ первый разъ увидалъ, какъ Юра струсилъ.

Яркимъ августовскимъ днемъ мы подошли къ тихой лѣсной рѣчушкѣ, метровъ въ пять ширины и метра полтора глубины. Черное отъ спавшей хвои дно, абсолютно прозрачная вода. Невысокіе поросшіе ольшанникомъ берега обрывались прямо въ воду. Раздѣваться и переходить рѣчку въ бродъ не хотѣлось. Прошли по берегу въ поискахъ болѣе узкаго мѣста. Нашли поваленную сосну, стволъ которой былъ перекинуть черезъ рѣчку. Середина ствола прогнулась и его покрывали вода и тина. Юра рѣшительно вскарабкался на стволъ и зашагалъ на ту сторону.

— Да ты возьми какую-нибудь палку опереться.

— А, ни черта!

Дойдя до середины ствола, Юра вдругъ сдѣлалъ нѣсколько колебательныхъ движеній тазомъ и руками и остановился, какъ завороженный. Мнѣ было ясно видно, какъ поблѣднѣло его лицо и судорожно сжались челюсти, какъ будто онъ увидалъ что-то страшное. Но на берегу не было видно никого, а глаза Юры были устремлены внизъ, въ воду. Что это, не утопленникъ ли тамъ? Но вода была прозрачна, и на днѣ не было ничего. Наконецъ, Юра сказалъ глухимъ и прерывающимся голосомъ: "Дай палку".

Я протянулъ ему какую-то жердь. Юра, не глядя на нее, нащупалъ въ воздухѣ ея конецъ, оперся обо дно и вернулся на прежній берегъ. Лицо его было блѣдно, а на лбу выступилъ потъ.

— Да что съ тобой?

— Скользко, — сказалъ Юра глухо.

Я не выдержалъ. Юра негодующе посмотрѣлъ на меня: что тутъ смѣяться? Но потомъ и на его лицѣ появилось слабое подобіе улыбки.

— Ну, и сдрейфилъ же я...

— То-есть, съ чего это?

— Какъ, съ чего? Упалъ бы въ воду — отъ нашего сахара ни крошки бы не осталось.

Слѣдующая переправа носила менѣе комическій оттѣнокъ. Раннимъ утромъ мы подошли къ высокому обрывистому берегу какой-то рѣчки или протока. Противоположный берегъ, такой же крутой и обрывистый, виднѣлся въ верстѣ отъ насъ, полускрытый полосами утренняго тумана. Мы пошли на сѣверо-западъ въ надеждѣ найти болѣе узкое мѣсто для переправы. Часа черезъ два ходьбы мы увидѣли, что рѣка расширяется въ озеро — версты въ двѣ шириной и версты три-четыре длиной. Въ самомъ отдаленномъ, сѣверо-западномъ, углу озера виднѣлась церковка, нѣсколько строеній и — что было хуже всего — виднѣлся мостъ. Мостъ означалъ обязательное наличіе пограничной заставы. На сѣверо-западъ хода не было.

Мы повернулись и пошли назадъ. Еще часа черезъ три ходьбы — причемъ, за часъ мы успѣвали пройти не больше полутора-двухъ верстъ — рѣшили прилечь отдохнуть. Прилегли. Юра слегка задремалъ. Сталъ было дремать и я, но откуда-то съ юга донеслось звяканье деревянныхъ колокольчиковъ, которые привязываются на шеи карельскимъ коровамъ. Я приподнялся. Звукъ, казалось, былъ еще далеко — и вдругъ въ нѣсколькихъ десяткахъ шаговъ прямо на насъ вылазитъ стадо коровъ. Мы схватили наши рюкзаки и бросились бѣжать. Сзади насъ раздался какой-то крикъ: это кричалъ пастухъ, но кричалъ ли онъ по нашему адресу или по адресу своихъ коровъ — разобрать было нельзя.

Мы свернули на юго-востокъ. Но впереди снова раздалось дребезжанье колокольчиковъ и стукъ топоровъ. Выходило нехорошо. Оставалось одно — сдѣлать огромный крюкъ и обойти деревню съ мостомъ съ сѣверо-востока. Пошли.