Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

Я разсказываю, и по мѣрѣ моего разсказа въ лицѣ І. А. появляется выраженіе чрезвычайнаго негодованія.

— Бабенко! Этотъ сукинъ сынъ, который три года пьянствовалъ за моимъ столомъ и которому я бы ни на копѣйку не повѣрилъ! Охъ, какая дура Е. Вѣдь сколько разъ ей говорилъ, что она — дура: не вѣритъ... Воображаетъ себя Меттернихомъ въ юбкѣ. Ей тоже три года Сибири дали. Думаешь, поумнѣетъ? Ни черта подобнаго! Говорилъ я тебѣ, И. Л., не связывайся ты въ такомъ дѣлѣ съ бабами. Ну, чортъ съ нимъ, со всѣмъ этимъ. Главное, что живы, и потомъ — не падать духомъ. Вѣдь вы же все равно сбѣжите?

— Разумѣется, сбѣжимъ.

— И опять заграницу?

— Разумѣется, заграницу. А то, куда же?

— Но за что же меня, въ концѣ концовъ, выперли? Вѣдь не за "контръ-революціонные" разговоры за бутылкой водки?

— Я думаю, за разговоръ со слѣдователемъ.

— Можетъ быть... Не могъ же я позволить, чтобы всякая сволочь мнѣ въ лицо револьверомъ тыкала.

— А что, І. А., — спрашиваетъ Юра, — вы въ самомъ дѣлѣ дали бы ему въ морду?

І. А. ощетинивается на Юру:

— А что мнѣ, по вашему, оставалось бы дѣлать?

Несмотря на годы неистоваго пьянства, І. А. остался жилистымъ, какъ старая рабочая лошадь, и въ морду могъ бы дать. Я увѣренъ, что далъ бы. А пьянствуютъ на Руси поистинѣ неистово, особенно въ Питерѣ, гдѣ, кромѣ водки, почти ничего нельзя купить и гдѣ населеніе пьетъ безъ просыпу. Такъ, положимъ, дѣлается во всемъ мірѣ: чѣмъ глубже нищета и безысходность, тѣмъ страшнѣе пьянство.

— Чортъ съ нимъ, — еще разъ резюмируетъ нашу бесѣду І. А., — въ Сибирь, такъ въ Сибирь. Хуже не будетъ. Думаю, что вездѣ приблизительно одинаково паршиво...

— Во всякомъ случаѣ, — сказалъ Борисъ, — хоть пьянствовать перестанете.

— Ну, это ужъ извините. Что здѣсь больше дѣлать порядочному человѣку? Воровать? Лизать Сталинскія пятки? Выслуживаться передъ всякой сволочью? Нѣтъ, ужъ я лучше просто буду честно пьянствовать. Лѣтъ на пять меня хватитъ, а тамъ — крышка. Все равно, вы вѣдь должны понимать, Б. Л., жизни нѣтъ... Будь мнѣ тридцать лѣтъ, ну, туда-сюда. А мнѣ — пятьдесятъ. Что-жъ, семьей обзаводиться? Плодить мясо для Сталинскихъ экспериментовъ? Вѣдь только пріѣдешь домой, сядешь за бутылку, такъ по крайней мѣрѣ всего этого кабака не видишь и не вспоминаешь... Бѣжать съ вами? Что я тамъ буду дѣлать?.. Нѣтъ, Б. Л., самый простой выходъ — это просто пить.

Въ числѣ остальныхъ видовъ внутренней эмиграціи, есть и такой, пожалуй, наиболѣе популярный: уходъ въ пьянство. Хлѣба нѣтъ, но водка есть вездѣ. Въ нашей, напримѣръ, Салтыковкѣ, гдѣ жителей тысячъ 10, хлѣбъ можно купить только въ одной лавченкѣ, а водка продается въ шестнадцати, въ томъ числѣ и въ кіоскахъ того типа, въ которыхъ при "проклятомъ царскомъ режимѣ" торговали газированной водой. Водка дешева, бутылка водки стоитъ столько же, сколько стоитъ два кило хлѣба, да и въ очереди стоять не нужно. Пьютъ вездѣ. Пьетъ молоднякъ, пьютъ дѣвушки, не пьетъ только мужикъ, у котораго денегъ ужъ совсѣмъ нѣтъ.

Конечно, никакой статистики алкоголизма въ совѣтской Россіи не существуетъ. По моимъ наблюденіямъ больше всего пьютъ въ Петроградѣ и больше всего пьетъ средняя интеллигенція и рабочій молоднякъ. Уходятъ въ пьянство отъ принудительной общественности, отъ казеннаго энтузіазма, отъ каторжной работы, отъ безперспективности, отъ всяческаго гнета, отъ великой тоски по человѣческой жизни и отъ реальностей жизни совѣтской.

Не всѣ. Конечно, не всѣ. Но по какому-то таинственному и уже традиціонному русскому заскоку въ пьяную эмиграцію уходитъ очень цѣнная часть людей... Тѣ, кто какъ Есенинъ, не смогъ "задравъ штаны, бѣжать за комсомоломъ". Впрочемъ, комсомолъ указываетъ путь и здѣсь.

Черезъ нѣсколько дней пришли забрать І. А. на этапъ.

— Никуда я не пойду, — заявилъ І. А., — у меня сегодня свиданіе.

— Какія тутъ свиданія, — заоралъ дежурный, — сказано — на этапъ. Собирайте вещи.

— Собирайте сами. А мнѣ вещи должны передать на свиданіи. Не могу я въ такихъ ботинкахъ зимой въ Сибирь ѣхать.

— Ничего не знаю. Говорю, собирайте вещи, а то васъ силой выведутъ.

— Идите вы къ чортовой матери, — вразумительно сказалъ І. А.

Дежурный исчезъ и черезъ нѣкоторое время явился съ другимъ какимъ-то чиномъ повыше.

— Вы что позволяете себѣ нарушать тюремныя правила? — сталъ орать чинъ.

— А вы не орите, — сказалъ І. А. и жестомъ опытнаго фигуриста поднесъ къ лицу чина свою ногу въ старомъ продранномъ полуботинкѣ. — Ну? Видите? Куда я къ чорту безъ подошвъ въ Сибирь поѣду?..