Федор Толстой - Записки графа Федора Петровича Толстого

Через пять лет, когда в мае 1859 г. исполнилось 50 лет с тех пор, как граф был избран почетным членом Академии художеств, он был произведен из вице-президентов Академии художеств в товарищи президента [59]. «Это была почетная отставка, но все-таки отставка, — писала дочь. — Отцу было тяжело перенести это, тяжело оставить любимую деятельность, оставить Академию, с которой неразрывно связана была его жизнь; даже квартиру, где он прожил окруженный любимыми предметами, почти полстолетия» [60]. Чтобы помочь пережить трудный момент, друзья художника устроили чествование, носившее неофициальный, дружеский характер. Празднование юбилея завершило служебную карьеру художника.

Толстому шел восьмой десяток лет, постепенно подступали болезни, и врачи рекомендовали ему лечение за границей. Художник дважды (в 1845–1846 и 1861–1862 гг.) совершил длительные путешествия по странам Западной Европы, во время которых вел подробные дневниковые записи, дополняя их многочисленными рисунками [61]. Влюбленный с детских лет в античность, он наконец увидел Колизей, скульптуры, триумфальные арки «вечного города». На страницах путевых дневников Толстой запечатлел не только прекрасные памятники античности, но и современную жизнь людей разного социального уровня [62]. Бурные общественно-политические события, происходившие в те годы в западноевропейских странах, захватили и Толстого. Он иногда бывает резок и полемичен в суждениях о том или ином государственном деятеле, о контрастах «между величием и роскошью… с нищетой и угнетенным положением простого класса людей» [63], но всегда искренен и откровенен в своих оценках. Здесь, как и в годы юности во время плавания в страны Скандинавии, ему вновь предоставилась возможность сравнивать увиденное с тем, что он хорошо знал и любил дома. 18 декабря 1845 г. он писал конференц-секретарю Академии художеств В. И. Григоровичу из Рима: «Я восхищен всем, но все-таки скучно здесь. Я нахожу у нас во многом лучше совсем не по одной только привычке к своему, но тщательно вникая во все (климат и памятники откладывая в сторону: это другое дело), взвешивая везде, где я был, хорошее и дурное с нашим дурным и хорошим, скажу, что по моему уразумению и совести у нас в России в несколько крат лучше… Я не дождусь времени, когда буду иметь радость вернуться в отчизну» [64].

Лечение за границей не улучшило здоровье Толстого. Особенно Федора Петровича беспокоило ухудшающееся с каждым годом зрение. Его внучка, посетив дом деда в 1871 г., оставила следующие воспоминания: «Он одряхлел, плохо видел, носил зеленый зонтик для защиты глаз от солнца… Он сидел в кресле, около кресла стоял столик и была садовая скамейка. При нем состояла чтица, молодая девушка, постоянно читавшая ему переводные романы. Он часто засыпал, но стоило прекратить чтение, сейчас просыпался… Когда я к нему подходила и говорила: «Здравствуйте, дедушка», — он присматривался и отвечал: «Здравствуй, милая, ты кто?» — «Я ваша внучка Катенька…» …Но видно было, что он меня не помнит и ему до меня все равно… Грустное впечатление я выносила из этих посещений: прежнего ласкового, отзывчивого дедушки уже не было, хотя лицо по-прежнему было ласковое и доброе» [65].

Скончался Толстой 13 апреля 1873 г. в возрасте 90 лет. Похоронили его на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Толстому шел седьмой десяток лет, когда он в конце 50-х годов прошлого столетия [66], видимо, по просьбе своей дочери М. Ф. Каменской приступил к написанию воспоминаний. «Он писал их постоянно: в Петербурге, и за границей, и продолжал до последних дней своей жизни», — свидетельствует Т. П. Пассек [67]. К этому времени он уже плохо видел, и поэтому уже первые строчки «Записок» написаны неуверенным, нечетким почерком. Дальнейшее ухудшение зрения приводит к тому, что почерк еще больше меняется, становится крупнее, и вскоре Толстой начинает писать по разлинованной бумаге, с большим трудом выписывая буквы, не соблюдая знаков препинания и не всегда дописывая слова [68].

Рукопись «Записок» (особенно их вторая половина) изобилует правкой слов, предложений, целых абзацев и страниц, сделанных Толстым, а также, по всей видимости, его женой. По всей вероятности, Толстой уточнял и дополнял черновой текст в течение всего периода создания воспоминаний, а, видимо, в начале 1860-х годов решил переписать черновик. Об этом можно судить по пометам Толстого на полях рукописи: «До тех пор переписано и поправлено» [69]. Но беловик, к сожалению, до нас не дошел. Е. Ф. Юнге утверждает, что он, так же как и большая часть личного архива отца, был уничтожен ее матерью незадолго до смерти мемуариста [70].