Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

Этими размышлениями я поделился с Юрием Михайловичем Батуриным. Он ответил:

— По поводу планов нападения турок на Советский Союз я точно знаю, что они разрабатывались. Турецкий штаб получил для этого соответствующую директиву. Я знаком с документами на этот счет. Что касается тайных сепаратных сделок наших союзников с воюющими против нас странами, то в «Очерках истории российской внешней разведки» можно прочесть, что советская разведка получила сведения о том, что Венгрия, последний воюющий против нас сателлит Германии, избрала Стамбул местом проведения секретных переговоров с англичанами и американцами. Наша стамбульская резидентура добыла достоверную информацию о ходе и содержании этих конфиденциальных бесед. 13 октября 1944 года эта информация была доложена Сталину, Молотову, Берии. Конечно, это было достижением загранточек советской разведки в Турции. Но, безусловно, не главным. Их информация этого плана, которая шла из Стамбула, имела стратегическое значение. Если бы Германии и ее союзникам удалось бы заключить сепаратные соглашения, то послевоенный мир был бы другим, не ялтинским.

Конечно, Центр интересовали сведения о военных приготовлениях Турции и о попытках Германии втянуть ее в войну. Но главной задачей все же было не допустить развития событий по такому сценарию. А это значило входить в контакт и работать с людьми на уровне высшего руководства страны.

Из мемуаров П. А. Судоплатова известно, что перед разведкой ставилась задача превращения Турции — где было много греков, болгар, представителей других диаспор — в плацдарм для формирования нелегальных резидентур в Греции, Югославии, Болгарии, на Балканах вообще. В принципе, о многом из того, чем занимался мой отец, можно было бы догадаться. Многое можно было бы домыслить и, наверное, оказаться недалеко от истины. Но я не хочу домыслов. И, думаю, меньше всего хотел бы их мой отец.

— Он прожил трудную жизнь. Для этого ему нужно было быть необычайно волевым человеком. Да и крепким здоровьем обладать. Был ли он физически сильным человеком?

— Он был ниже меня ростом, худощавый, ничего лишнего. Но в детстве и я восхищался его бицепсами. Вот, думал, старик, а такие мускулы. А старик, между прочим, был в моем сегодняшнем возрасте. Ну а я-то стариком себя сейчас никак не считаю.

Что касается воли… Я полагаю, что это и была воля разведчика к выживанию. И совершенно естественная, но необычайно сильная воля обычного человека к жизни. Когда он умер, провели вскрытие. В свидетельстве о смерти была указана лишь одна причина, потому что для указания всех остальных было просто слишком мало места на бланке. А в справке весь букет его недугов был описан полностью. Там было столько всего, что врач сказал: удивительно, как отец со всем этим букетом дожил до семидесяти четырех лет. Знаете, такие эмоциональные потрясения запоминаются надолго. И вот я помню, что после этих слов врача в сознание мое буквально ворвались строчки Киплинга. Это было стихотворение “1Г — «Если». Из русских переводов я бы предпочел строчки Михаила Лозинского:

Умей принудить сердце, нервы, тело Тебе служить, когда в твоей груди Уже давно все пусто, все сгорело И только воля говорит: «Иди».

У меня есть чувство, что эти строчки очень точно отражали физическое состояние отца в последние годы. И мне кажется, что он по этому киплинговскому “И” и жил. Хотя он мог и не знать этого стихотворения.

— Как вы думаете, ваш отец любил Турцию?

— Мне кажется, да. Именно любил. В общем-то, нельзя сказать, что он работал против Турции. Главным-то противником и там для него была Германия. А если и против Турции — то только в той мере, в какой это требовалось для обеспечения безопасности нашей страны.

Незадолго до смерти отец раздал, раздарил практически всю свою библиотеку. Но вот книги о Турции, фотографии, видовые открытки и карты страны оставались у него до последнего дня.

Да я с его картами Стамбула ездил в этот город в 2003 году. Хотел подсобрать дополнительный материал для книжки. Не могу писать, если не представляю улицы, по которым он ходил. Я был там в консульстве, которое стоит на прежнем месте. Очень много фотографировал — особенно те места, которые полностью сохранились в прежнем виде. Их не так уж много — таких мест. Надеюсь хотя бы пару фотографий поместить в книге.

Мне очень важно было ощутить атмосферу города.

Ведь человеческое восприятие состоит из двух важных компонентов: «рацио» и «эмоцио». Вот я могу прочитать личное дело, документы, тома литературы о Турции, посмотреть массу фильмов про нее — и многое понять. И это будет «рацио». А восприятие все равно окажется односторонним — как флюс. Пока не появится адекватное «эмоцио». А мне нужно было не просто понять, а ощутить.