Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

Французский я забросил, потому что физически надорвался. А к сербско-хорватскому пришел следующим образом. Югославия была очень интересной страной в социалистической системе. Там много любопытных процессов и явлений было — и самоуправление, и закон о вмененном труде. И я стал пытаться читать газеты. Тогда можно было купить только «Борбу» и «Политику». Да и то не везде. Только в аэропорту или гостинице. Я, главным образом, покупал в киоске возле «Националя». В конце концов, я самостоятельно изучил этот славянский язык.

А в Югославию я попал еще позже, чем в Швецию. Четверть века спустя. Но я там бывал несколько раз. И убедился, что однажды заложенное в память легко восстанавливается. Если я сейчас оказываюсь в Сербии, Черногории или Хорватии, то не пользуюсь никаким другим языком, кроме того, что является родным для этих мест. Конечно, я понимаю, что говорю не на правильном языке, но я могу на нем разговаривать.

— А вам никогда не хотелось пойти по стопам отца?

— Конечно, хотелось. Вообще-то, в школе мне о многом мечталось. Я хотел стать то писателем, то летчиком. Но вот подошло время серьезного выбора профессии, а следовательно, и вуза. Тогда как раз переходили от 11-летнего обучения к десятилетке. Представляете: двойной выпуск, а это значит и двойной конкурс. Не только мои сверстники, но и родители пребывали в состоянии стресса. Многие мои одноклассники собирались поступать в Высшую школу КГБ — именно имея в виду пойти по стопам родителей. И многие родители их в этом поддерживали и помогали. Забегая немного вперед, скажу, что многие как раз и поступили — раз были возможности — и сегодня работают по этой линии. Мои друзья в период этой абитуриентской лихорадки не оставляли меня в покое. Пойдем вместе. Ну, что-то вроде за компанию.

Я пришел к отцу и завел разговор на эту тему. Он тогда посадил меня напротив себя, и у нас состоялась очень серьезная беседа. Я до сих пор помню его слова: «Откуда ты знаешь, что эта работа для тебя подходит? И откуда ты знаешь, что ты подходишь для этой работы?»

А вообще-то, я мог и не послушаться. Пошел бы сдавать экзамены — там же не требуется согласие родителей. Но вот звонить в службу и устраивать меня отец бы не стал. Я это точно знаю. Потому что позже, когда речь зашла о работе после окончания вуза, я попросил отца позвонить его знакомому на предмет моего трудоустройства. Отец мне тогда сказал: «Я всего в жизни добился самостоятельно. И ты будешь поступать точно так же».

— Пришло время, когда вы решили стать космонавтом. Как отреагировал на это Михаил Матвеевич?

— Я принял решение стать космонавтом на третьем курсе МФТИ. Поступил-то я на факультет радиотехники и кибернетики, а затем — вот такой поворот в понимании собственного предназначения. И как следствие — перевод на факультет аэрофизики и космических исследований.

Понимаете, мне на третьем курсе 21-й год шел, а с ним и третий десяток. Конечно, еще салагой был, но в то же время и взрослым человеком, способным принимать решения, определяющие судьбу. Это был всего лишь 70-й год. Лишь девять лет люди в космос летают. Их еще совсем мало. И отец — главным образом, по этой причине — не поверил, что я стану космонавтом. Он посчитал, что шансов слишком мало, поэтому и не мучился размышлениями по поводу моего решения. Но он не стал меня от этого отговаривать. Он, кажется, даже обрадовался тому, что меня больше не потянет поступать в МГИМО, работать на дипломатическом поприще.

Отец считал, что дорога в космос лежит через летное училище. Но как раз к тому моменту в космос стали летать бортинженеры — Константин Феоктистов, Алексей Елисеев, Виталий Севастьянов, Валерий Кубасов. Он, зная мой характер, понимал, что если я твердо поставил себе цель — а для меня это было очень серьезно, — то буду идти до конца. И это его успокоило. Он, насколько я понимаю, про себя рассудил так: ладно, пусть и не станет сын космонавтом, зато дорога у него будет правильная, нормальная.

— Но вы стали космонавтом. И вы, пожалуй, единственный космонавт, к которому я могу обратиться со следующим вопросом. Фразы «Я бы пошел с ним в разведку» и «Я бы полетел с ним в космос» — насколько они сопоставимы?

— Наверное, сопоставимы. И то и другое дело опасное. И очень многое зависит от того, с кем ты работаешь. Но еще одно обстоятельство роднит две эти профессии. И там, и там ты можешь говорить: я бы с ним пошел или я бы с ним не пошел… Кого назначат в напарники — с тем и пойдешь. И полетишь.