Владимир Жуков - Страда и праздник

Из Петрограда пришла циркулярная телеграмма, скупо сообщившая, что в связи с согласием левых эсеров участвовать в правительстве и предоставлением им там семи мест наркомом почт и телеграфов вместо Авилова назначен Прош Перчевич Прошьян. Собственно, ничего нового, кроме фамилии, телеграмма не принесла, левые эсеры тянули волынку с участием в Совнаркоме еще с октября, со Второго съезда Советов, надеясь, что им удастся повести за собой крестьян. Но теперь кончался декабрь, было ясно, что деревня в большинстве своем верит большевикам и играть в партийную независимость, видно, стало опасно…

Руднев окликнул Подбельского на Скобелевской, возле входа в Моссовет:

— С новым начальством вас, Вадим Николаевич! Видите, пригодились наши боевые кадры. Из бунтарей, правда, Проша, откололись, предали старую добрую эсеровскую традицию… Но ведь я когда его еще знал! Отчаянная головушка — в девятьсот пятом, студентом, устроил пролом в ограде одесской тюрьмы и попался. Шесть лет каторги, потом поселение… Встречались, разговаривали… Вам куда, Вадим Николаевич? — Руднев продел руку под локоть, другой придерживал полу длинной, щегольской шубы. — Да, боевик Проша! В Гельсингфорсе, после февраля, с морячками, газету издавал… Нет, скажите, Вадим Николаевич, мыслимо ли вообще дальнейшее движение революции без нас? Даже черт с ними, с «левыми», что откололись… Вам-то, большевикам, разве исчерпать всю гамму надежд русского народа?

Подбельский молчал, хмурился. Сказать, что забыл что-то доделать в Моссовете? Вернуться?

— Молчите, — Руднев хихикнул, поплотнее запахнул шубу. — Такой великолепный оратор и вдобавок замечательно умеете молчать. Знаете, это качество я с некоторых нор вообще отношу к большевикам… Вот теперь у нас двухпартийное правительство, и в министрах земледелия Полетаев, лидер партии, которая, как мы, истинные революционеры, чтит волю и душу крестьянской России. Теперь и в почтовом ведомстве крайности сойдутся, вы не находите?

— Нет, — Подбельский высвободил локоть. — Не нахожу… Честь имею!

Удаляясь обратно, в сторону Скобелевской, не удержался, оглянулся. Руднев стоял возле афишной тумбы с картинно откинутой рукой, розовое лицо его усмехалось. Ну и пусть, пусть усмехается! Плел о Прошьяне, будто тот его собственный лазутчик в правительстве. И это через несколько дней после того, как эсеровский съезд принял решение исключить из партии всех, кто участвовал в Октябрьском восстании… О новом наркоме, между прочим, говорят, что из всех «левых» он чуть ли не самый ярый сторонник сотрудничества с большевиками, хоть и член ЦК своей партии. И как здорово выступил на Крестьянском съезде, когда было так важно, так необходимо было устами крестьянских делегатов подтвердить большевистский закон о земле, чтобы снять вообще этот вопрос с повестки дня будущей Учредилки, чтобы вообще не о чем было ей стараться… Но Рудневу неймется: все-таки не большевик Авилов, а левый эсер в наркомах, ему самому, наверное, снится выйти в московские почтовые комиссары — вот бы развернулся!.. Во всей этой истории худо одно, что Авилов только вошел в дело, что-то стал налаживать, хоть и робко еще, но стал, а теперь новый человек — и все сначала.

Подбельскому вспомнился Петроград, заседания Шестого съезда и Авилов — деловой, сдержанный, со вниманием поблескивающий стеклышками очков. Теперь его вроде прочат на работу во флоте. А этот какой — Прошьян? И стоит ли с ним заводиться, испрашивать совета (или разрешения — поди разберись) в своем конфликте с Войцеховичем, с «коллективом представителей»?

С Авиловым советовался по телефону, а результата никакого: подождите. Нарком явно намекал на Учредилку, можно, мол, наломать дров, самим подтолкнуть тайный стачечный комитет — тот, избранный в Нижнем, к всероссийской забастовке. Что ж, доля истины в словах Авилова была: по выборам в Учредительное собрание у эсеров большинство, потому они чувствуют свою силу и в почтовом ведомстве… А может, не надо ничего и ни у кого спрашивать? События московские: кто тут во время Октябрьского переворота был за кого — Москве и решать. Фактов о контрреволюционной деятельности руководителей «коллектива» открылось хоть отбавляй. Отвечайте! Вот, кстати, и сойдутся крайности, о чем так печется господин Руднев…

5 января еле дождался телеграмм из Петрограда. Торопливо перечел листки: Учредительное собрание открылось, председателем избран эсер Чернов; выдвинутая большевиками и левыми эсерами кандидатура Спиридоновой собрала 153 голоса против черновских 244; от имени ВЦИК Свердлов огласил «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», выразил надежду, что депутаты присоединятся к ней. Следом сообщение о перерыве заседания — большинство отвергло призыв Свердлова, перерыва потребовали большевики. И еще: левые эсеры предложили обсудить Декреты о земле и мире, те, что были приняты Вторым съездом Советов. Снова отказ большинства, в ответ левые эсеры покинули заседание. Потом не очень ясное: отдано приказание караулу разогнать собравшихся в Таврическом дворце…