В годы Великой Отечественной войны морякам советского торгового флота пришлось взять на себя доставку большой части вооружения, продовольствия и других грузов, которые США поставляли нашей стране по союзническому соглашению — так называемому ленд-лизу. Перипетии этих нелегких, часто опасных рейсов за океан легли в основу романа.
Описывая дальние плавания экипажа судна, автор подробно прослеживает личные судьбы своих героев — и опытных моряков, и молодежи, тех, для кого встреча с морем стала суровой школой жизни, испытанием мужества и верности.
От всех океанских судов, которые люди настроили с начала века до весны сорок третьего года, американские пароходы типа «Либерти» отличала на редкость экономная конструкция. Ни обязательных прежде заклепок — их повсюду заменяли сварные швы, ни переплетения бесчисленных ребер и балок остова — в ход шло только самое необходимое.
Зато месяц-другой, и на стапеле возникали осанистые борта, следом — угловатая, словно бы вырубленная гигантским топором, надстройка.
Человек, родивший проект незамысловатого судна, не был, однако, лишен чувства красоты. Он водрузил на мостике невысокую мачту, от которой тросики антенн разбегались вперед, к самой рослой грот-матче, и назад, к корме, на бизань-мачту. Имелась на «Либерти» и еще одна мачта — передняя, пониже остальных. Четкой линией своих макушек, паутиной вант, оттяжек и ажурных трапов мачты придавали пароходу довольно привлекательный вид. Без них он бы выглядел неуклюжей баржой с громоздким домом-надстройкой посередине.
Впрочем, не украшение было главным назначением мачт. Прочно упертые в палубу, они поддерживали длинные брусья грузовых стрел, способных не хуже кранов наполнить и опорожнить вместительные трюмы, лишь бы подобраться к берегу. А если учесть, что по углам мостика на круглых кормовых и носовых площадках-банкетах торчали прикрытые островерхими чехлами спаренные двадцатимиллиметровые пушки да еще внушительно поглядывали на горизонт стволы вполне подходящих для эсминца орудий, — если все это учесть, то «Либерти» иначе как военным транспортом назвать было нельзя.
Потому и не отличались друг от друга пароходы, пополнявшие по ленд-лизовскому соглашению флот Дальневосточного пароходства. Не было у них на борту названий и обозначения порта приписки; названия прежние, американские, глухо заливала краска, а новые, советские имена судов указывали небольшие черные доски с белыми буквами. И казалось, сними эти доски, а затем поменяй местами — и моряки, возвращаясь из города на свои «Либерти», ни за что не отыщут ни собственных коек, ни привычных мест в тесноватых чистых столовых.
«Виктор Гюго» тоже принадлежал к многочисленному семейству братьев-близнецов. Как и все, от клотиков до ватерлинии он был сплошь окрашен в мышиный цвет, но крупное орудие стояло у него только на корме, у прочих же — на носу — имелось и второе.
Существовала и другая отметинка. В море, когда шли первым рейсом из Америки, старпом Реут приказал соскоблить с верхних дверей надстройки унылую серую краску, проморить дерево и покрыть шестью, как положено, слоями не боящегося сырости масляного лака. Трудов это боцману и матросам стоило адских, но, когда сделали дело, живым ясеневым блеском среди железа стал гордиться весь экипаж.
Из такой двери и вышел в одно раннее владивостокское утро человек высокого роста с электролампочками и отверткой в руках. Это был Огородов, электрик, появившийся на «Гюго» в числе первых в команде, когда новенький пароход еще стоял у достроечного пирса в Сан-Франциско.
Лампочки, которые Огородов держал в руках, предназначались для прожектора на фок-мачте. От кладовой, где они лежали, к мачте ближе всего было пройти нижней палубой, через боковой коридор, но Огородов никогда не упускал случая сделать лишний крюк: глядишь, и что-нибудь интересное увидишь, услышишь или узнаешь.
Он потоптался возле шлюпбалки, поглядел на воду в радужных разводах нефти, на оранжевую от сурика палубу и перевел взгляд на долгий ряд причалов, подпиравший пологий берег с приземистыми складами, со штабелями бревен, с вагонами на железнодорожных путях.
Читать дальше