Константин Константинович Мельник в своей книге признавал, что именно он в «Рэнд корпорейшн» вбросил идею связки «нерушимости границ» с «правами человека». Наше руководство это заглотнуло и потом удивлялось протестам «хельсинкских групп». С Мельником я общался в последние годы, он был внуком доктора Боткина, расстрелянного вместе с царем, и искренне ненавидел Ленина и Сталина. Поразительно, что генерал де Голль сделал его, русского эмигранта, координатором работы всех французских спецслужб.
Поскольку голос у меня никакой (правда, папа и дядя заставляли меня петь третью партию в «Вечернем звоне»), основные баллады великолепно озвучил Николай Грибин, который потом заменил меня на должности шефа, а в дальнейшем возглавил наш шпионский лицей и стал генерал-лейтенантом, профессором и доктором юридических наук. Видно, вырос из баллад, как из гоголевской «Шинели»…
Поразительно, но когда вскоре после августа 1991 года меня пригласил в Ясенево Леонид Шебаршин (я просил, чтобы сын с «Взглядом» пробился в ПГУ и снял там фильм), первый его вопрос был о моей связи с английской разведкой. Я жутко удивился и ответил, что все мои шаги отражены в документах, и это его удовлетворило. Кто-то напел ему из моих недругов, даже предполагаю кто…
«И как оно сюда попало без моего ведома? – спросила Алиса, сняла с головы загадочный предмет и положила к себе на колени, чтобы получше разглядеть. Это была золотая корона» (Л. Кэрролл).
«– А ты могла бы не так напирать? – спросила сидевшая рядом с ней Соня. – Я едва дышу.
– Ничего не могу поделать, – виновато сказала Алиса. – Я расту» (Л. Кэрролл).
Раз-два, раз-два! Горит трава,
Взы-взы – стрижает меч.
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч!
Льюис Кэрролл
«Были у нас еще Рифы – Древней Греции и Древнего Рима, Грязнописание и Мать-и-мачеха. И еще мимические опыты, мимиком у нас был старый угорь, он приходил раз в неделю. Он же учил нас Триконометрии, Физиономии…» (Л. Кэрролл).
…и, пригорюнясь,
глядишь в невидимую точку:
почти что юность.
Как возвышает это дело!
Как в миг печали
все забываешь: юбку, тело,
где, как кончали.
Иосиф Бродский
Сохраняю сокращение – спешил Олег Антонович, спешил жить и экономил время.
С трусами, между прочим, было плохо: датский запас я уже износил, к орехово-зуевским ситцевым, в которых блистал с американками, возвращаться было неудобно, а отечественные белые либо вообще отсутствовали в продаже, либо довольно сильно ударяли по пенсии (слезы падают на хвост).
«Тут одна из морских свинок громко зааплодировала и была подавлена. Служители взяли большой мешок, сунули туда свинку вниз головой, завязали мешок и сели на него» (Л. Кэрролл).
О, как скупо мое перо, как серы краски! Сюда бы Эдгара По: «Нет, никогда за столь краткий срок не менялся человек так ужасно, как изменился Родерик Ашер! Мертвенный цвет лица, ужасающая бледность кожи и сверхъестественный блеск в глазах…»
«Руководство для агентов Чрезвычайных Комиссий»: «Нужно всегда помнить признаки иезуитов, которые не шумели на всю площадь о своей работе и не выставляли ее напоказ, а были странными людьми, которые обо всем знали и умели действовать».
Боюсь, что не избежать мне славы пророчицы Ванги, правда, деньжат нет, чтобы выстроить церквушку у своей могилы.
«О бойся Бармаглота, сын! Он так свиреп и дик, а в глуше рымит исполин – злопастный Брандашмыг!» – опять дружище Кэрролл.
Не вернул, хотя появились, и не вернет. Зато периодически устраивает мне то презентации, то юбилеи, то поездки по всему миру.
Другу Жене я всегда открывал душу, ругая недостатки системы. Даже участвовал в поисках ему жены, и преуспел. Очень начитанный, сдержанный и порою взрывной был человек! Умер, не дожив несколько месяцев до восьмидесяти.
Мятеж не может кончиться удачей, —
В противном случае его зовут иначе.
Роберт Бёрнс (Пер. С. Маршака)
Крис был любознательным и добрым человеком. Пригласил меня в Лондон, надеясь сделать обо мне фильм, были мы с сыном и своими женами на его 50-летии в Лондоне, плавал я с ним по Волге, и даже на раскладушке в нашей квартирке он ночевал. Но жестока судьба: Криса уже нет. Он присутствовал на моем 70-летии в ресторане, я представил его бывшему шефу разведки Шебаршину и бывшему шефу контрразведки, а потом Таможенной службы Виталию Боярову, как английского шпиона. Все радостно хохотали.