Михаил Любимов - Вариант шедевра

Слово «портвейн» уже давно неблагозвучно в интеллектуальной России, сразу ассоциируется с «Солнцедаром», циррозом, вытрезвителем, кородрягой, алкоголизмом и прочими ужасами – посему рука не поднимается назвать великолепный португальский «порт» портвейном.

Если бы я знал, как иронична история: в октябре 1992 года в ресторане «Каретный ряд», бывшей столовой Свердловского райкома, я вышел в тесный ватерклозет – факт, достойный мемуаров. (Так и вспоминается дореволюционный анекдот об армянине в гостинице, не спавшем ночь из-за шума за стеной. Утром он прочитал на табличке «Water Closet» и воскликнул: «Я так и знал, что это – иностранец!») Там я разговорился в унылой очереди с иностранцем, оказавшимся членом парламента от консервативной партии, он тоже слегка поддал и лишь поднял бровь, узнав, что говорит с бывшим экспертом КГБ по Англии. Достойный конец спектакля – кукольного поединка между Панчем и Джуди, поставленного в духе Беккета, под названием «холодная война».

Между прочим, жуткая кухня, повеситься хотелось от йоркширского пудинга с почками и внушительного хаггиса (кишка, набитая хрен знает чем).

Естественно, мечтая об отечественной кородряге.

«Закуси язык, мать, – огрызнулась юная Рачиха. – С тобой и устрица из себя выйдет» (Л. Кэрролл).

В конце концов, и тут я оказался неправ: в анналах одной тайной библиотек лежит книга шефа уже покойного Жени, где вся операция показана, как успех разведки.

Локкарт просто сразил меня: «Книги, прочитанные мною за три недели в кремлевской тюрьме: Фукидид, «Воспоминания о детстве и юности» Ренана, «История папства» Ранке, «Валленштейн» Шиллера, «История Семилетней войны» Арченгольца, «История войны в России 1812 г.» Белицке, Маколей, «Путешествие с ослом» Стивенсона, «Жизнь Наполеона» Розе, Уэллс, «Против течения» Ленина и Зиновьева. В те годы я был серьезным молодым человеком». А какая прелесть его книга о виски! Хочется упиться вдрызг!

С Грэмом Грином в начале 60-х я встречался в Лондоне. Уже в 80-е, когда он жил в Ницце, я попросил своего друга, консула Сашу Иванова получить у него автограф на книге «Почетный консул». «Помню, помню, я этого Майкла! – пробормотал Грин, надписывая книгу. – Он едва не прищемил мне нос дверцей машины, когда я чуть нагнулся, чтобы помахать ему на прощанье рукой!»

«Оглянувшись в последний раз, Алиса увидела, что они засовывали его в чайник» (Л. Кэрролл).

Теперь становится понятно, почему меня настойчиво просили подтвердить приглашение, да еще в тот же день: дабы знать наверняка, ибо английская контрразведка готовила операцию, и все пошло бы насмарку, если бы я не явился.

Была у меня, правда, лыжная варежка, но я оставил ее в Москве.

«Поистине странное общество собралось на берегу: у птиц волочились перья, у зверей слипалась шкура – все промокли насквозь, вид имели обиженный и чувствовали себя весьма неуютно. Первым делом, конечно, нужно было найти способ высохнуть. Они устроили совещание по этому вопросу…» (Л. Кэрролл).

«Вот что любим мы, студенты!» Добавим к этой максиме, что не только студенты.

Невольно вспоминается анекдот. Пауза после объятий. Он (самодовольно): А вы хотели бы быть мужчиной? Она: Конечно. А вы?

Но что трагедия, измена

Для славянина,

То ерунда для джентльмена

И дворянина.

Иосиф Бродский

Шеф германской разведки Вальтер Шелленберг: «Когда я выезжал с секретной миссией за кордон, у меня был постоянный приказ иметь вставной зуб с ядом, который уничтожил бы меня за несколько секунд в случае захвата врагом. Для страховки я надевал перстень, в котором под большим голубым камнем скрывалась золотая капсула с цианистым калием». Можно только позавидовать, ведь «честный немец сам дер вег цурюк, не станет ждать, когда его попросят. Он „вальтер” достает из теплых брюк и навсегда уходит в вальтер-клозет» (И. Бродский).

Написать бы поэму «Преодоление хвоста», звучит получше, чем «В погоне за утраченным временем» или «Постижение истории».

«Она увлекла меня по направлению к кровати. Я хотел открыть занавесь, но она остановила меня: никогда еще взгляд не выражал больше страдания, печали, отчаяния. – Что с вами? – спросил я, прижимая ее к своему сердцу. – Вы дрожите?» (Дж. Казанова).