Александр Рогозин - Трассирующие строки

— Ну да, а мы школьников учим — не «ложите», а «кладите». Чем по́ртфель от портфе́ля отличается? В портфе́ль кладут, а в по́ртфель — ложат.

— Разве когда мы волнуемся, всё правильно говорим? А поэт гиперболизирует эту особенность человека, доводит её до крайности, и мы глубже воспринимаем состояние автора.

— Или вот: «Так жевал вымирающий ихтиозавр случайно попавшую в челюсть фиалку». А ихтиозавр — это пращур рыб, обитал исключительно в воде и уж никак не мог жевать фиалок.

— Ну здесь Владимир Владимирович мог и ошибиться. Может человек ошибиться или нет?

— Может. Только мы тоже имеем право на непонимание.

— А вы Есенина любите? — вступил в разговор капитан-лейтенант Кузьмин. — Наизусть можете?

Яшин утвердительно кивнул.

Все приготовились слушать. Земляниченко повернулся к Яшину и подпер подбородок ладонью, давая понята, что спор закончен, да и не спор это, а обмен мнениями.

Есенина Яшин знал. Любил. За это в педагогическом техникуме в 1923 году его не приняли в комсомол. На собрании спросили прямо: «Есенина любишь?» Яшин не стал врать: «Люблю».

Здесь, на фронте, на такие провинности смотрели сквозь пальцы. Остаток вечера Яшин читал офицерам Есенина.

Утром 5 сентября политработники пешим ходом отправились на «Киров» — тоже канонерка. «Киров» стоял в Покровском затоне. По Волге это 70 километров от Сталинграда. Тихий, рыбный затон. Командир дивизиона канонерок «каплей» Павлов решил развлечь политотдельцев: прямо с борта канонерки бросил в воду гранату. От взрыва по корпусу корабля прошла дрожь. Вода взбурлила с мутью, а через минуту покрылась пузырьками. Всплыло много мелочи. Подобрали всю.

Павлов не только командовал канонерками, но и был своего рода комендантом Покровки. В селе колхоз и рыбозавод. В семь часов вечера устроили собрание колхозников.

Одна женщина сказала: «Вчера на плантациях был сапер из Сталинграда офицер. Так он говорит, что бои идут уже на улицах, город почта сдан, а вы убегайте, если жить охота». Люди притихли, явно об этом говорили весь день, а теперь ждали, что скажут флотские офицеры.

Старший политрук Петров стал читать заученную лекцию о текущем моменте по статье в журнале «Большевик» за июль месяц. Кажется, он сам не верил тому, что говорил. А что в самом деле могли сказать политработники, неделю назад отправившиеся по кораблям и не имевшие новых сведений? Сводки информбюро по радио?

После страшной бомбежки города, когда даже штабы армейских и флотских соединений под огнем переправлялись на левый берег, в сводке Совинформбюро о Сталинграде не было сказано ни слова. Москва хранила молчание и на следующий день, когда немцы вновь утюжили израненный город, а немецкие танки стояли на берегу Волги. «В течение ночи 24 августа наши войска вели бои с противником в районах юго-восточнее Клетской северо-восточнее Котельниково…». Слово «Сталинград» прозвучало в сводках только 25 августа. И то косвенно: «Наши войска вели бои с противником в районах Клетская, северо-западнее Сталинграда, северо-восточнее Котельниково». Эта фраза повторялась по радио изо дня в день. О самом городе — ни слова. И что сейчас там происходит — никто не знал.

Военком «Кирова» Тверской вчера вернулся из политотдела флотами. Он тоже не знал, как идут дела в городе, но сказать ему было что: «Командующий фронтом генерал-полковник Еременко и член Военного совета Хрущёв издали приказ о том, что Сталинград будем защищать до последней капли крови. Товарищ Сталин уже послал пополнения, и они идут к нам».

Дальше выступал Яшин. Сообщение военкома он должен был поддержать духоподъемными стихами. О приказе Еременко и Хрущёва (по сути это был приказ Сталина) он знал, но сейчас, оглашенный вслух, этот приказ и на него произвел впечатление.

Яшин начал со стихотворения о моряках. Написал он его ровно год назад в начале сентября сорок первого, когда немцы рвались к Ленинграду Сейчас оно было очень кстати.

Яшин читал глухо, голос был внятным, но доносился словно издалека и людям казалось, что голосом этого человека говорит сама Москва. Яшин на ходу заменил во второй строфе слова «Невы-реки» на «родной реки», а в третьей строфе «Ленинград» заменил на «Сталинград».