Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 3

Чужды таким людям интересы народа, глухи они к людской беде.

Прочитала по телефону отрывок из «Литературной газеты» Берестовой С. М.

— Ой, ужас какой! А я — то думала, откуда такое море вина берётся? Да это ведь настоящее вредительство!

— Не вредительство — преступление — поправила я.

— Уж не появилась ли в нашем правительстве группа, подобная группе Берия? — делится она своими соображениями.

— А что, всё может быть. О существовании ведь группы Берия мы тоже и не предполагали до самой смерти И.В. Сталина.

Но что мы — то, рядовые, можем сделать, прогнив такого положения дел в партии?

— Не наше это дело, — говорит Лепихина Т. А.

Я решительно протестую.

— Мы, коммунисты, не имеем права так говорить, — горячусь я. — Просто у нас уже нет сил, чтобы вести борьбу с пьянством.

Сжимаешь кулаки, наполняешься ненавистью к тем, кто сеет зло, а сделать уже ничего не можешь: нет сил.

Но есть горячая вера, что на смену нам придут другие борцы и победят, наконец, это зло.

Кажется, настало время написать тебе ещё одно, последнее, письмо. Только это будет необычное письмо, как ты увидишь, когда дочитаешь его до конца.

Вспоминается прошлое….

Вечер. Тихо. Все спят. Завтра мне исполнится 50 лет. И я пишу…, а ты рядом со мной…. Нет, не рядом — во мне, в каждой клетке моего существа, — пишу и не могу оторваться от письма, от беседы с тобой.

С того памятного вечера прошло десять лет. Сколько воды утекло за эти годы! Сколько пережито, передумано!

Через несколько дней мне исполнится 60 лет. Перешагну порог, за которым жизнь по всем, и биологическим в том числе, законам покатится к закату. И вот я снова пишу тебе, но какая большая разница в настроениях, душевных состояниях тогда и сейчас!

За прошедшие годы начисто исчезло то светлое чувство, что долгие годы жило во мне. С болью, с кровью уходило оно из моей души. Ты очень постарался помочь мне вырвать его из неё. Долго чувствовалась зияющая рана, что осталась в душе на месте той высокой и чистой любви, а потом рубец на этой ране…. Сейчас уже и он сгладился, и пишу я тебе уже не ради встречи с тобой. Просто хочу на склоне лет подвести итог прожитой жизни, и письмо это — как заключительный аккорд моего самого светлого и радостного чувства, что согревало меня всю мою жизнь. Помнишь, я как-то писала тебе:

«Вы не смогли ни увидеть, ни понять меня…»

Случись бы такое, и ты не смог бы относиться ко мне без уважения и должной оценки, и я вполне довольствовалась бы таким отношением к себе с твоей стороны. Понимала же, что в тебе никак не могло пробудиться ответное чувство ко мне, такой невзрачной, хилой и очень скромно одетой. Да и зачем оно было мне, это ответное чувство?

Долго я размышляла, почему ты всё-таки не увидел меня, моей внутренней сути, и, наконец, поняла. Мы вышли из разных социальных слоёв. В диаметрально противоположные классы уходят корни нашего происхождения, и потому несли и наши родители, и мы, их дети, разные нравственные устои, разный взгляд на мир. Я — дочь выходцев из бедняцких слоёв, так же, как и мои родители, особенно отец, смогла принять марксистско-ленинскую идеологию и понести её в жизнь. Именно она стала определять все мои поступки и моё отношение к людям. Ты — сын родителей из зажиточной семьи, не в состоянии был сделать этого. Она так и осталась для тебя только «высокой материей», которой нет места в повседневной, будничной жизни. Поэтому-то ты и не смог понять меня. Такие, как ты и твои родители, никогда ничего не сделают для защиты интересов людей в ущерб своим собственным. Из вашей семьи никогда бы не вышел ни Александр Ульянов, ни Ленин. Разве не правда? Ваша среда не рождает борцов. Из неё выходят, как правило, приспособленцы и обыватели. И для оценки людей среди вас существуют иные мерки.

Трудно выходило из души то высокое чувство к тебе. Временами чёрной и беспросветной казалась жизнь, а сама я — маленькой и никчемной. Начало теряться чувство собственного достоинства и уважения к себе. Ты даже не представляешь, как это страшно для человека!

И надо же было так случиться, что именно в это тяжелое для меня время пришла, как дар судьбы, свидетельство тому, что не такой уж я никчемный человек, что есть люди, которые восприняли мои убеждения и связали их с партией: пришло письмо от Бересневой Люды. Вот что она писала в нём:

«Анастасия Николаевна, я решила вступить в партию. Это для меня ответственейший момент в жизни. Взвешивала всё. Рекомендации у меня уже есть, я хотела бы попросить Вашу рекомендацию, но по Уставу это нельзя. Поэтому, посоветовавшись с секрётарем парткома института, я решила попросить у вас рекомендательное письмо. Это важно для меня лично, а не для чего-то более убедительного. Мне хочется, чтобы Вы, воспитавшая меня в школе по своим убеждениям, дали мне свое напутствие, свою рекомендацию в этом событии, для меня ответственном. Я отдам Ваше письмо в партбюро факультета, если Вы напишете».