Одна газета даже вдохновилась на поэзию:
Этот Сэмюэл в Индию поехал,
Этот Сэмюэл остался дома,
Этот Сэмюэл связан с Маркони,
А этот не имел ничего.
И этот вот Сэмюэл сказал: о, прошу вас,
ПОЖАЛУЙСТА, не разбирайтесь ни в чем.
Но тори один за другим продолжали попытки разобраться во всем. Газеты подхватили припев, но государственное расследование не выявило ни серьезных преступлений, ни нарушений, а только неосторожность. Оно показало, что контракты на поставку серебра, которые годом ранее ушли фирме «Мокатта и Голдсмид», были отданы Монтегю примерно в то время, когда Эдвин Монтегю получил должность в министерстве по делам Индии, но не было никаких доказательств, что одно как-то связано с другим. Сделка была полностью продиктована обстановкой на рынке.
Ничто не говорило о том, что Сэмюэл хоть единой ниточкой связан со всей этой сделкой, зато обнаружилось, что его брат Стюарт, будучи партнером в фирме «Монтегю», вопреки действовавшему тогда закону, проголосовал по вопросу, в котором имел личный интерес, и был вынужден уйти в отставку.
Сэмюэл этого периода изображен в сатирическом романе Герберта Уэллса «Новый Макиавелли» в роли холодного, напыщенного, сухого Льюиса, «способного, трудолюбивого и неизменно банального, с женой, бунтующей против расовых традиций женского рабства».
Как-то вечером за ужином Льюиса спрашивают о его политической программе:
«Льюис нервно засмеялся и сказал, что мы „стремимся к общественному благу“.
– Как?
– С помощью полезного законодательства, – сказал Льюис.
– Полезного в каком смысле?
– Улучшение социальных условий, – сказал Льюис.
– Это просто слова.
– А вы хотите, чтобы я за ужином составил законопроект?
– Я хотел бы, чтобы вы указали направление.
– Вверх и вперед, – сказал Льюис намеренно лаконично, отвернулся и осведомился у миссис Бантинг Харблоу, как ее малышу дается французский язык».
Портрет, хотя и не слишком злой, не вполне точен. Сэмюэл, это правда, никогда не отличался откровенностью и даже в тесном семейном кругу редко проявлял сильные чувства. «…Он никогда не был эмоционален, – написал его сын. – Он всегда казался мне смущенным, когда, встречаясь с ним после долгой разлуки, я целовал его в небритую щеку». Его либерализм происходил скорее от ума, чем от сердца, и некоторым его критикам казалось, что на самом деле он вовсе не такой уж и либерал.
Например, в вопросе женских избирательных прав Сэмюэл был довольно консервативен, возможно, из-за того, что Уэллс назвал «расовой традицией женского рабства». Женщины, считал он, в чем-то правы, но их требования преждевременны, и однажды в Йом-кипур, когда он молился в Новой Вест-Эндской синагоге, три еврейки-суфражистки поднялись со своей скамьи и звенящим хором вскричали: «Боже, прости Герберта Сэмюэла и Руфуса Айзекса за то, что они отказывают женщинам в свободе! Боже, прости их за согласие с издевательством над женщинами!»
В 1914 году Сэмюэл стал председателем Совета по местному самоуправлению, что дало ему контроль над здравоохранением и жильем. Это был один из самых утомительных и наименее блестящих постов во всем кабинете, он требовал разбираться в многочисленных административных подробностях касательно полномочий местного самоуправления, состояния канализации и дренажной системы, но у Сэмюэла был истинный талант вникать в такие детали, и он даже с удовольствием принял этот вызов. В нем проницательность и педантичность сочетались с живым воображением. Он критически смотрел на серость, доставшуюся в наследство Британии, на «длинные, неприглядные улицы наших городов, лишенные зелени; наши города, плохо спланированные, тесно скученные, переполненные дома, трущобы… Мы слишком много заботились о правах на собственность и слишком мало о правах на жизнь».
В 1915 году Сэмюэла ждал серьезный карьерный провал. Асквит чувствовал, что вызов, брошенный войной стране, требует напряжения всех сил и ресурсов и, следовательно, создания правительства национального единства. Тогда он привлек в администрацию тори, и некоторому числу либеральных министров кабинета пришлось уйти в отставку. Одним из них был Сэмюэл.
Хотя Асквит был высокого мнения об уме Сэмюэла, он не считал его одним из своих самых ценных коллег. Ради развлечения он составил список, в котором среди первых пяти-шести человек были Крю, Ллойд Джордж, Черчилль и Китченер, а Сэмюэл оказался одной из разменных фигур в самом низу. Однако состоялся обычный вежливый обмен письмами, и Асквит заявил, что это решение далось ему с большим трудом. «Никто не знает, как я страдал».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу