Карел Рихтер - Его звали Отакар

Первая рота стоит строем на полигоне. Солнце едва высунулось над кронами деревьев. Раннее утро. На траве еще не высохла роса. В эти жаркие дни занятия с личным составом решено начинать рано утром, потому что днем находиться на солнце было просто невозможно.

Ярош, поставив ноги на ширину плеч, обращается к своим бойцам:

— Сегодня мы будем стрелять из ручного пулемета. Расстояние двести метров. Стрелять будем по мишени в рост человека. Оружие пристреляно, целиться нужно прямо в грудь. Принцип такой же, как и при стрельбе из карабина. Совместить мушку с прицелом, задержать дыхание, на спусковой крючок нажимать плавно, приклад покрепче прижать к плечу. Огонь вести будем короткими очередями… Командиры взводов, назначьте смены! Первый взвод стреляет первым.

Пока командиры взводов определяют смены, а первая из них готовится к отходу на огневой рубеж, Отакар Ярош ищет глазами Йозефа Томана. Он уже давно заметил, как тот щурится, глядя вдаль. Вчера он спросил его:

— Что у тебя с глазами? Ты плохо видишь?

— Да нет, но очертания предметов вдали немного расплываются.

— Почему ты не носишь очки?

Боец пожал плечами. У него нет очков. Он никогда их не носил. И потом… видит он не так уж и плохо.

Томан поймал на себе пристальный взгляд командира. Потом Ярош подозвал его к себе пальцем. Боец подбежал, встал по стойке смирно.

— Пан поручик…

Ярош открыл планшет, вытащил оттуда очки.

— На, попробуй!

Удивленный солдат берет протянутые ему очки с металлическими дужками, надевает их, моргает глазами.

— Как видишь?

— Отлично вижу, пан поручик, — просиял солдат.

— Тогда оставь их у себя. Но чтобы стрелять только в яблочко, ясно?

— Есть! — выпалил Йозеф Томан.

Когда он закончил стрельбу и отошел от пулемета, Отакар Ярош, стоявший в стороне, опустил руку с биноклем, в который он рассматривал мишень, подошел к Томану и похлопал его по плечу:

— Ну видишь, отлично! Молодец!

Бывшие бойцы до сих пор как одни твердят: «Он всегда пекся о том, чтобы в роте был порядок. Он был строгий и в то же время справедливый и требовательный командир».

Однажды рота его порядком рассердила. Они возвращались с занятий в казарму. Ярош любил, чтобы во время передвижения строем его бойцы пели. Рота знала множество строевых песен, чешских, словацких, украинских и русских. Его лицо сияло от удовольствия, когда ребята, разучив какую-нибудь новую песню, браво шагали по улице и их мужские голоса разносились далеко вокруг. Он, как всегда, шел пружинистым шагом впереди, гордый за своих орлов. С песней они обычно входили на улицы города. Ребята пели так громко, что едва не дрожали стекла в оконных рамах.

В тот теплый летний вечер рота возвращалась домой с изнурительных занятий. Обмундирование пропотевшее, лица запыленные. Они вяло переставляли ноги, глядя с безразличным видом себе под ноги. Единственным желанием бойцов было побыстрее добраться до казармы, и никому из них не пришло бы в голову петь.

И тут откуда-то неожиданно появился Ярош.

— Что такое? — воскликнул он. — Идете, как бабы с похорон! Запевай!

Кто-то затянул:

— Полюшко, поле…

— Отставить! — крикнул Ярош. — Нельзя так фальшивить. Запевай другую!

Послышался голос Ружички. Песню, было, подхватили бойцы, но голоса их звучали вяло, неохотно. Их пение можно было сравнить с урчанием дюжины недовольных медведей. Никакой слаженности, а о задоре вообще речи никакой быть не могло. Некоторые тут же петь перестали. Ярош наморщил лоб и резко скомандовал:

— Рота, стой! Кру-гом! Так мы в город не пойдем. — Он усилил голос: — Шагом марш!

Ротная колонна пошла в обратном направлении.

— Запевай! Пока не начнете хорошо петь, домой не пойдем!

Зная характер Яроша, бойцы дружно запели. Ярош шел сзади. Почувствовав, что его ребята приободрились и песня вновь весело летит к небу, он скомандовал: — Рота, кру-гом!

Бойцы так топали ногами, что их нельзя было узнать. Усталости как не бывало. Все заулыбались. На дворе казармы, когда рота остановилась, улыбка коснулась и лица Яроша.

— Ну, видите, как поднимает настроение песня!

Нет ничего страшнее для солдата, чем ощущение своей ненужности. Организм воинской части и его повседневные формы и условия существования в виде дисциплины, порядка, регулярного обучения бойцов — все это теряет основу, когда солдаты и командиры придут к выводу, что все равно это не имеет никакого смысла.

Именно такая опасность грозила 1-му чехословацкому отдельному батальону, хотя и говорить о каком-то полном развале, конечно, неверно.