— Да, чтобы не забыть, — добавляет Ярош перед уходом командиров. — Если во время марша столкнемся с фашистами, то начнем уничтожать их с ходу. Взвод Ружички пойдет первым. Разойдись!
Встречный бой!
При этой мысли у Франтишека Немеца по спине пробежали мурашки. Правда, он и этому учил свой взвод в Бузулуке. Но теперь речь идет о настоящем бое, да еще с фашистской элитой. Со свежими танковыми дивизиями, прибывшими откуда-то из Франции. Ничего хорошего из встречного боя не получится. Хорошо бы обойтись без этого.
По тихим коридорам разносятся громкие звуки ударов железякой по рельсе. Они отражаются от стен, бьют в барабанные перепонки.
— Тревога! Тревога! — ревет сразу несколько глоток.
— Подъем! Тревога! — Топот ног такой, будто начался камнепад. Бойцы вскакивают с пола, лихорадочно зашнуровывают ботинки, натягивают шинели, застегивают ремни.
— Что случилось?
— Налет?
— Неужели вздумали устроить учебную тревогу?
Но крики в коридоре звучат очень настойчиво:
— Раздать ручные гранаты!
— За запасными боеприпасами, бегом!
— Первая рота — строиться!
— Пулеметная…
По лестнице бегут бойцы с ящиками. Надпоручик Ярош в белом полушубке и шапке-ушанке, подпоясанный ремнем, стоит внизу у лестницы и подгоняет опоздавших, которые на ходу надевают выкрашенные в белый цвет каски.
На дворе темная холодная ночь, ветер яростно швыряет в лица бойцов снег. Ботинки шлепают по лужам и снежной каше.
— Но, но! — кричат возницы, со двора со скрипом выезжают сани.
Роты строятся по взводам, все делается быстро, бегом. Слышны команды, отрывистые фразы. Солдатам раздаются патроны и гранаты. И вот первая колонна, разбрызгивая ботинками мартовскую слякоть, выходит со двора на улицу.
3 марта, 2 часа 30 минут.
Редактор газеты напишет такую статью:
«В течение нескольких минут спящие бойцы превратились в часть, готовую к выполнению боевой задачи. Торжественный марш по улицам города превратился в марш на фронт… Слепые окна разрушенных и сожженных харьковских домов в эту ненастную ночь приказывают нам, чтобы мы так же, как славная Красная Армия, крушили, топтали варваров. Сегодня мы должны были показать харьковчанам свою выправку и бравый внешний вид. Будет лучше, если мы покажем, как мы умеем сражаться и выполнять данный нам приказ.
Наш час пришел!»
2
13 июля 1942 года, в тот день, когда министр национальной обороны генерал Ингр возвращался в Англию, батальон насчитывал 47 офицеров, 2 ротмистра, 867 сержантов и рядовых и 43 женщины. В течение двух дней после его отъезда командование батальона осуществило реорганизацию батальона по советскому образцу. Таким образом, был сформирован 1-й чехословацкий отдельный пехотный батальон в составе 723 мужчин и 19 женщин и запасная рота, в которую входили 110 мужчин и 23 женщины.
Вновь сформированная часть была построена во дворе казармы, и подполковник Свобода обратился к ней со следующими словами: «…Вам первым выпала честь сражаться плечом к плечу с героической Красной Армией. От души поздравляю вас!»
Бежали дни, недели, заполненные обучением, обычными солдатскими нелегкими делами. В этих черных трудовых солдатских буднях просветы наступали только раз в неделю — в воскресенье, когда можно было отдохнуть, чем-нибудь развлечься. Это было похоже на освежающий и взбадривающий глоток эликсира.
Голос Левитана, передававшего по радио сводки Верховного командования, звучал понуро. Со страниц газет в читателей били призывы и обращения:
«Советские бойцы — ни шагу назад! Сражайтесь до полного уничтожения врага!»
Воронеж оборонялся. Но уже пали Севастополь, Лисичанск, Миллерово, Ворошиловград. Немецко-фашистские войска подошли к Ростову. Илья Эренбург написал в эти дни:
«…мы должны сражаться как безумцы, жить как фанатики».
Бузулук находился далеко от фронта. Но кровавые пальцы войны дотягивались даже сюда. Больницы были переполнены ранеными. В каждой семье кто-нибудь был на фронте: отец, сын, брат, муж, возлюбленный… И сюда приходили печальные сообщения: «…пал смертью храбрых».
Тяготы и страдания накладывали отпечаток на лица людей, испещряли их преждевременными морщинами. Но одновременно в сердцах и душах советских граждан рос страшный гнев, который удесятерял их силы.
Чехословацкие бойцы, которые уже давно сроднились с жителями города, испытывали такие же чувства. Их жег тот же огонь ненависти к гитлеровским оккупантам, они так же горели желанием мстить, сражаться. Им становилось все труднее мириться с мыслями о том, что в то время, как Советская страна истекает кровью в борьбе и на фронте дорог каждый человек, способный держать оружие, они вот уже без малого полгода все учатся.
Читать дальше