Карел Рихтер - Его звали Отакар

У Отакара Яроша потемнело лицо.

— Послушайте, нельзя же так… — слышит Тонда его строгий голос. — Друзья вас любят, я тоже вами доволен. Соберитесь! Вы же, черт побери, солдат! Выше голову!

Тонда всхлипнул, из глаз его покатились слезы.

— Хватит, — произнес уже сурово Ярош. — Это был просто несчастный случай, вам же сказали. Воин Тонда… марш в казарму и приведите себя в порядок!

— Есть, — сквозь плач проговорил сержант».

1 марта 1943 года головной отряд батальона, составленный из бойцов 1-й роты, вошел в Харьков. Ярош, как всегда, идет впереди. Командир шагает легко, как будто позади нет труднейшего десятидневного трехсотпятидесятикилометрового марша. Впрочем, дальность марша была наверняка большей. Ведь раза два батальон догонял связной и передавал приказ об изменении маршрута.

На тротуарах толпятся жители: такой формы они еще не видели. Что же это за армия? Кто-то в толпе набрался смелости и крикнул: — Кто вы такие?

— Мы чехословаки!

— А вы с нами?

— Да, мы с вами!

Люди радостно бросаются к проходящим чехословацким бойцам, обнимают их, жмут руки.

Как-то само собой рота выравнивает шаг и без команды запевает строевую песню. Сознание того, что все выдержали суровое испытание, заставляет звучать песню с особой силой. Даже самым слабым и измученным идти становится легче. Бойцы поднимают головы, выпрямляют спины. Те, у кого натерты ноги, стараются не хромать.

Последние километры марша, который стал настоящим испытанием бойцов на выносливость и мужество. Колонна проходит Конский рынок и направляется к площади Руднева. Затем поворот на улицу Руставели. Еще немного и измученные чехословацкие патриоты останавливаются у кирпичного здания.

Это школа, в которой еще совсем недавно жили немцы. На стенах осталось несколько надписей, сделанных на немецком языке. И вот теперь продезинфицированные классы и кабинеты приняли уставших чехов и словаков. Они не скрывают радость — наконец-то хорошая крыша над головой. Бойцы с облегчением снимают вещмешки, оружие и валятся на разбросанную на полу солому. Лишь у немногих остается сил подойти к медработнику обработать стертые ступни.

Надпоручик Ярош назначил людей в охранение. Он выбрал самых выносливых и твердых, которые были в состоянии бодрствовать по крайней мере еще в течение нескольких часов. Он обошел помещение, где расположились его взводы, проконтролировал, как всегда, все ли так, как должно быть. Достаточно ли у ребят места для отдыха, как хранится оружие и боеприпасы, готовится ли пища… И только потом лег сам. Но несмотря на усталость, сон не приходил. Вскоре он сам догадался, почему не может заснуть, — его беспокоил гул доносившейся канонады…

Сразу по приходе батальона в Харьков, когда бойцы располагались в классах школы, заносили в подвал ящики с патронами и гранатами, по школе разнеслась радостная весть: завтра будет парад. Начальник харьковского оборонительного района генерал Козлов, идя навстречу пожеланиям жителей Харькова, обратился к командованию батальона с просьбой пройти торжественным маршем по улицам города. Местные жители хотят поприветствовать первых союзников на советском фронте. Ярош должен проследить, чтобы ребята как следует почистили оружие, привели в порядок обмундирование, на котором остались следы десятидневного перехода, почистили сапоги, побрились, а кое-кто и постригся. Парикмахерам будет работенка… Надо предстать перед харьковчанами при полном параде, и его рота, конечно, должна быть лучшей. Об этом он уж позаботится.

А послезавтра начнется напряженная работа. Батальон, как они узнали, преобразуется в моторизованную часть, которая будет использоваться для нанесения быстрых ударов. Они получат немецкие трофейные автомобили, гусеничные бронетранспортеры и мотоциклы. Поэтому им предстоит оперативно выбрать и обучить водителей. Времени на это дается немного. Уже вечером старшины начали составлять списки тех, кто умеет водить какое-либо средство транспорта, разбирается в моторах… Ярош мысленно комбинировал, как он перестроит свою роту, как заделает бреши, если из его роты будет взято много людей… Наконец и его одолел сон.

Утром следующего дня здание десятилетки превратилось в большой пчелиный улей. В коридорах, в классах, во дворе — везде шум, беготня. К параду и предстоящей реорганизации с одинаковой радостью готовились и рядовые бойцы, и командиры, включая и командира батальона.