Мари Дарьессек - Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер [litres]

И несмотря на общество Рильке, который в это время был в Берлине. Отто и Клара, в свою очередь, тоже часто видятся в деревне. Каждый считает, что их четверке суждено остаться вместе.

Перед их первой встречей Рильке отправил Пауле очень подробную инструкцию с наброском плана улиц. Трамваи ходят каждые двадцать минут. Он дразнит ее: «Как кулинарные успехи?» Как только она уходит, он пишет ей снова. Полночь, зеленая лампа; он не прикасается ни к чему, чтобы сохранить ощущение ее присутствия. Рассматривает знакомые предметы: самовар, турецкий ковер, покрывало из Абруццо и драгоценную зелено-золотую ткань с его семейным гербом. Она оставила мандарин, очистила его таким прелестным жестом; там, в опустевшей кожуре, осталась долька. Он ест ее. Так он «освежает голос».

«Когда мы увидимся снова? Будем видеться по воскресеньям?»

Они встречаются каждое воскресенье. Паула посылает ему «одну вещицу, одалживает ненадолго». Пусть размер конверта его не пугает – это альбом ее рисунков и набросков. Но смотреть Рильке должен «только с желтого цветка», потому что всё, что до него – совсем не она . А вот то, что дальше, – напротив, подчас слишком она . Ее тревожит, что иногда люди считают ее искусство слишком холодным; но он-то , он ведь всё понимает? Он увидит, как в 1898 году в ней боролись радость и тоска. Ей было двадцать два, она была в Норвегии и дула на одуванчики на берегу Намсена. Она сравнивает березы и их мощные, прямые стволы с современными женщинами, мужественными и сильными. Она боится, что впустую потратила первые двадцать лет своей жизни. Еще она видела, как Генрих Фогелер влюбился в Марту, но ей кажется, что их отношения слишком нежные, слишком мечтательные, и они не смогут вынести брак…

Рильке отвечает на ее послание удивительным письмом. Этот толстый альбом – сокровище под панцирем из слов. Это рассыпавшееся жемчужное ожерелье; он собирает жемчужины; одна укатилась и осветила всю комнату. Нет, она, его дорогая и серьезная подруга, вовсе не потратила даром свои первые двадцать лет. Она не потеряла ничего, о чем стоило бы жалеть: ведь она не позволила сбить себя с пути. Она еще ощутит это в творчестве. «Всё это было, есть и будет, и оно живет в нас в минуты одиночества и покоя».

Мало кто разговаривает с Паулой о ее творчестве так, как Рильке. Возможно, никто. Он хвалит ее уверенность и силу. «Наконец я пред вами, художница», die Künstlerin . В тех рисунках, что она ему показала, видны ее свет и ее жизнь. Жаль, он не настоял тогда, чтобы она показала ему больше своих картин. Канал, мост и небо – эта картина была за ее спиной, когда они разговаривали в мастерской. Но тогда он хотел «видеть ее слова» и не отрывал от нее глаз; а сейчас ему не хватает картины, он плохо ее помнит. К счастью, он помнит другую: «хоровод девушек вокруг толстого дерева». Ее цвета, само уже завершенное движение, склоненную фигуру, руку, обнимающую спокойное дерево. «Утешает, что мой взгляд, сознательно и несознательно, напитался этой картиной, пока вы готовили чай».

Никто из них не погружен в предсвадебные хлопоты. Когда читаешь их письма, складывается впечатление, что они одни во всем мире. Эти благословенные воскресенья, такие невинные, такие насыщенные. Fromm …

И вдруг в одном из писем Рильке возникает Клара. В следующее воскресенье, когда Паула приедет, возможно , у него будет прекрасная Клара . «Вы ведь подарите мне те же часы, что обычно? Может, даже на час больше?»

Отто, в свою очередь, обещает наказать ее «по своему усмотрению» за то, что она утаила от него наброски, которые он находит великолепными. Интонация Отто вовсе не fromm . Он сетует на то, что Паула никогда не говорит с ним о любви – только о живописи. Посылая эти пламенные письма, он соблюдает осторожность: конверты надписывает друг Фогелер. А в незапечатанных открытках обрученные обращаются друг к другу на «Вы» и по фамилии, обмениваются «наилучшими пожеланиями». Пауле эти хитрости кажутся немного смешными – она опасается, что тетю удивит такое количество посланий от Фогелера. Но ради любви она старается. Она упоминает о детях, рассказывает о стихотворении «Благовещение», которое ей недавно прочел Рильке. Она говорит, что прижала руки к губам и хочет, чтобы ее дыхание передало Отто всё то, о чем она не смогла написать. Иногда она пытается добавить, что «горячо его целует». «Вот они, мои любовные письма». Она говорит, что ее сдерживает невинность. Говорит, что хочет спокойно и благочестиво хранить свою девственность, пока не будут «сняты последние покровы». Она говорит, что купила ночные рубашки, «как у Цирцеи». Однажды вечером она сообщает, что пишет ему в одном домашнем халате и что у нее мерзнет животик.