Сергей Гродзенский - Воспоминания об Александре Солженицыне и Варламе Шаламове

Казалось, что его главное пристрастие – фотодело. Исаич организовал из нескольких учеников нашего класса фотокружок. Как руководителя кружка Солженицына отличала аккуратность, дополнявшаяся строгой бережливостью. Пробы для фотопечати нужно было брать небольших размеров, реактивы разводить в строго необходимых количествах, а, скажем, вылить использованный проявитель в канализацию с тем, чтобы при следующем проявлении развести новый считалось серьезным проступком 25.

Приучая нас к аккуратности, Исаич придумывал правила, которые для легкости запоминания облекал в рифмованные строки, они висели на стенах небольшой комнаты, в которой располагался фотокружок. Одно из них помню:

Будь аккуратен исключительно,

Раствором чистым дорожа.

Воронка желтая – для проявителя,

Воронка красная – для фиксажа.

Задания, получаемые в фотокружке, необходимо было выполнять в оговоренный срок. Солженицын раздражался, когда кто-то отговаривался от выполнения его задания, например, подготовкой к контрольной работе.

– Надо ежедневно заниматься, тогда и не нужно будет готовиться, наспех штудируя все подряд.

Особенно иронизировал над подготовкой к сочинению. «У него завтра сочинение по Толстому – нужно подготовиться. Он что – собирается за ночь “Войну и мир” перечитать или все 90 томов академического собрания сочинений?!»

Вспоминал, что когда он учился, то никогда специально к контрольным работам не готовился. Признаю, что никто из его учеников не дотягивал до идеала Солженицына.

С фотокружком связан и небольшой инцидент. Александр Исаевич решил подготовить нам, десятиклассникам, смену. Нескольким ученикам седьмого класса дал задание изучить теорию фотодела, а потом сдать зачет, по результатам которого предполагалось сформировать молодое пополнение кружка. Было ясно, что примут всех, но Исаичу хотелось обставить прием солидно.

Когда он направлялся на этот зачет, ему на пути попался я, и он попросил меня быть членом «приемной комиссии». Я не возражал. Едва первый отвечающий стал рассказывать о способе приготовления проявителя дрожащим от волнения голосом, да так, словно параграф из учебника, меня начал разбирать предательский смех. Я начал острить, шаржировать экзаменуемого, и тут Исаич, хлопнув книгой по столу, сказал: «Все! Хватит. Член комиссии может быть свободен. Спасибо ему за помощь».

Смех слетел мгновенно, и покидал я фотолабораторию в настроении прескверном: теперь-то Исаич обидится на меня смертельно. Но на другой день, встретив меня в коридоре, он как ни в чем не бывало, задал какие-то вопросы, а потом совсем не сердито попенял: «Что ты вчера скоморошничал. Ребята серьезно готовились. Зачем было устраивать балаган?» Я начал было извиняться, но Исаич прервал: «Ладно уж. Объяснились, и будет». Инцидент был исчерпан.

Он бывал строг, мог быть резок, но не помню, чтобы он был злопамятлив. Например, за целый ряд проступков исключил одного паренька (из «молодых») из кружка, а спустя некоторое время, когда Саша посерьезнел, вновь принял его, и тот, как я слышал позднее, стал чуть ли не главным его помощником.

Не имея особого интереса к фотографии, я любил общаться с учителем физики и поэтому с удовольствием занимался в кружке. Во время каникул после девятого класса нужно было месяц посвятить общественно-полезному труду. В один из последних дней учебного года Александр Исаевич предложил мне поработать месяц в фотолаборатории – под его руководством оформить стенды для школы. Я согласился с удовольствием, ни дня не прогулял. И существенная часть этих воспоминаний смогла появиться благодаря тем беседам, что вели мы с Исаичем в небольшой комнате-фотолаборатории в июне 1960 года.

Из того времени мне запомнился короткий диалог между нами о литературе. Я был в восторге от только что прочитанного романа И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев». Он в ответ пожал плечами:

– Не понимаю, как можно вдвоем работать над литературным произведением. Не представляю, как я стал бы писать с соавтором.

Я еще подумал про себя: «О каком это соавторстве говорит физик? Ведь не для написания методички к лабораторной работе нужен помощник» – и спросил:

– Вы что-нибудь пишете?

– Я сейчас работаю над одной вещью.

Лицо Александра Исаевича приняло страдальчески-озабоченное выражение, но тотчас просветлело, и он круто сменил тему разговора.

«Наверно, пишет пособие по физике», – решил я, поскольку он поругивал школьный учебник Пёрышкина 26. Больше о его литературных занятиях мы не заговаривали.