Помешали мечтать Блудов и Уваров. Тебе кланяются и восхищаются посланием в Львовичу. Не лучше-ль вместо так сказать: будто бы Европы; да перемени убыток и поставь убыл, и выйдет прелестная шалость.
Посылаю переписанного Каченовского. Авось удержим еще несколько стихов. Я писал в тебе и по почте: послал Блудова замечания. Смирновой дал знать твое поручение. Пожалуйста, мои башмаки присылай прежде: они нужны.
Батюшков, сказывают, поживает у Венеры на руках. Прямо от него – ни слуху, ни духу.
343. Князь Вяземский Тургеневу.
31-го декабря. [Варшава].
Конечно, довольство – aisance, но удовольствие такое протяжное слово, что лучше остаться при том. У меня вместо коварная стояла тлетворная.
Почетной ссылкой. Разумеется, слово почетное принимается более в смысле honoraire и honorifique, но нельзя исключить совершенно и смысл мною данный. Мы говорим-же: «Он занимал на пиру почетное место». В словаре академическом: почетный человек – отличенный чином, почестью. Я то и хотел сказать. Лабзина почтили звездою, Радищева – ссылкою. Почтенное по мне происходит от почтение, почитать; почетное – от почести, почтит. Ссылка разбойника есть ссылка бесчестная, ссылка смелого писателя есть почетная. Зачем же не показывать этих стихов ценсуре? Может быть и пропустила бы она.
Ты в первом своем письме слышном уничтожаешь Радищева. Он человек был умный, и из малого числа мыслящих писателей наших. В оде его «Свобода» есть звуки души мужественной. Во многих прозаических отрывках – замашки, если не удары мысли. Вот место из его описания жизни Ушакова: «Пример самовластия государя, не имеющего закона на последование ниже в расположениях своих других правил, кроме своей воли или прихотей, побуждает каждого начальника мыслить, что, пользуясь уделом власти беспредельной, он такой же властитель частно, как тот в общем. И сие столь справедливо, что нередко правилом приемлется, что противоречие власти начальника есть оскорбление верховной власти. Несчастное заблуждение, теснящее дух и разум и на месте величия водворяющее робость и замешательство под личиною устройства и покоя!» В нашей право славной России эти строки находка, а особливо же в печати.
Нет: И новых, не может заступить грядущих. Они уже враги новых, ибо враги тою, что есть. Тут нужно было означить настоящее, будущее и прошедшее. Запоздалые видят теперь искры и пугают пожаром.
Граничная межа. У меня на уме было всегда: казенная, но мысль принес в жертву Тимковскому. Ведь говорится: стал печатать, почему же не тиснут. Впрочем, на всякий случай: и стал писать, или: и выдает листы.
Развернул нельзя. Отчего же? Ну, так: прочитал.
Разве нельзя: сообразить затеи? Ну, так сделайте что-нибудь другое с ними. Что бы можно состряпать с затеями? Нельзя ли их изобрести? Изобретя затеи.
Тускнеет. Потускнеет, так! Только скажешь не всегда требует будущего. Тут скажешь то же, что сказал-бы. Кажется мне, что эта неправильность в свойстве языка.
Если «Послание» не напечатано еще, то выставь: глас смелый мужества вместо: глас откровенности. Какие имена выставить точками или заглавными буквами: мое, или Баченовского? Моего совсем не надобно; если можно, его, напротив, крупными и четкими буквами. Михаил Трофимович – непременно: искусству не надобно пренебрегать союзом природы. Одно имя это – насмешка. Я еще сказал бы: составляющему «Вестник Европы». От природы всякое даяние блого: должно все собирать, всем дорожить и пользоваться.
Похвала Блудова-Кассандры – конфертатив моему честолюбию. Дай Бог его пророчеству сбыться! Впрочем, вкус его – порука непогрешительная, и при его одобрении можно ожидать спокойно приговора мирового. Поблагодари его за меня: такая похвала – одобрение совести. Что скажет историограф? То-то журить нас будет! Отдувайтесь вы, наличные! Мне здесь легче будет. За то Дмитриев без памяти будет.
То письмо, не находящееся, верно затерялось в Мраморной канцелярии. Здесь, говорят, этого не бывает. Справься! А я все еще не знаю, получил ли письмо через почту. Когда писал ты ко мне третьего дня с эстафетою? Нынешнее от 24-го, а последнее от 15-го: С Троппавским курьером ничего не имею от тебя.
Николай Николаевич поехал сегодня в Слоним на три недели. В Европе ничего важного нет. Я Агамемнону не приписываю, а предписываю влияние во блого на Европу. Он один из царей наличных не клеймен еще народною ненавистью. Один он может давать залоги народам. Не говорю о том, что делает; о том, что мог бы делать. Во всяком случае бешусь от мысли, что преемник Петра – по следам Меттерниха – австрийским. Будто мало дела дома! Никто более его не придерживается слов Байрона:
Читать дальше