Анатолий Горшков - Приказано - выстоять!

– Хорошие у вас здесь места, лесные, – сказал я Щербакову. – Грибные, небось?

– Грибные. А малины, земляники сколько! – словно ждал моего вопроса Щербаков. – Только пропадает все. Мы было в воскресенье договорились с семьями пойти в лес, да война помешала. Не до земляники нынче…

Тетерчева на месте не было.

– Диверсантов ловит, – скупо пояснил нам пожилой милиционер. – Позвонили, что видели парашютистов за Песковатским. Там он.

– Успеет к завтрашнему «бою», как думаешь, Михал Михалыч? – повернулся я к Щербакову.

– Успеет. Он свой батальон никому не доверит.

Я уже знал, что Щербаков выработал все условия проведения учебного боя между двумя батальонами. И Агееву, и Тетерчеву были вручены большие конверты с сургучными печатями и надписями

«Вскрыть по паролю при тревоге». В них указывалось место, условия, время учебно-тактических учений. Тревогу мы решили объявить завтра рано утром.

Тетерчев вернулся поздно вечером, нашел меня. Познакомились.

– Никого не обнаружили, – ответил на мой немой вопрос. – Пацаны напутали, а у мужиков глаза от страха велики стали.

– Лучше перестраховаться.

– Оно верно. Я потому и не ругался на них.

А утром был «бой» за деревню Песковатское. Атаковали агеевцы, батальон Тетерчева держал оборону.

– Туго придется Дмитрию, – сказал Щербаков, когда мы выходили «на позиции», – Агеев – стреляный волк, он своего не упустит.

Об Агееве я слышал еще в Туле. Его батальон считался одним из самых боеспособных. Именно ему поручались оперативные задания по прочесыванию лесов и хлебных полей от парашютистов-диверсантов. И не было еще случая, чтобы агеевцы подвели.

С Агеевым мы встретились под Песковатским.

– Батальон к бою готов, – доложил он, увидев меня.

Мы обменялись рукопожатием. Открытое русское лицо, веселый прищур глаз, кубанка, черная кожаная куртка, болотные сапоги с отвернутыми голенищами…

– А ведь побью я тебя, Тетерчев, – сказал Агеев, прищурившись и оценивающе оглядывая соперника, – молод ты еще.

И действительно, Агеев побил Тетерчева. В нем было превосходство командира, уже воевавшего. Aгeeв быстрее и точнее рассчитывал варианты тем особым чутьем, которое вырабатывается лишь в боях, он угадывал, как четко будут выполнены его приказы.

Щербаков и я провели с командным составом разбор занятий. Тетерчев горячился и все сокрушался, что если бы первая рота чуть быстрее выдвинулась по лощине, а пулеметчики вовремя вступили в бой, то…

– То все равно я тебя побил бы, – перебил его Агеев. – Потому что за моими плечами наука, за которую заплачено жизнями людей да кровью. Жаль, что и тебе придется ее познавать, Дмитрий Тимофеевич, на деле, а не только в таких вот играх.

Пора было возвращаться. Батальоны построились в колонну по двое и двинулись к Лихвину. Мирный лес шумел над нами листвой, доверчиво льнула трава к нашим ногам. Было что-то беззащитное и в нем, и в поле пшеницы, куда нас вывела дорога, и в синем бездонном небе, огромным куполом накрывшем и нас, и лес, и поле. Сухая дробь пулеметной очереди заставила меня вздрогнуть.

– Воздух! – крикнул кто-то, и я тут же увидел в небе «юнкерс», которого гнали наши два И-16.

– Рассредоточиться! – скомандовал Щербаков. Местность была открытой, батальоны как на ладони. Бойцы кинулись врассыпную, Агеев, Тетерчев, Щербаков и я залегли в придорожной канаве.

Бомбардировщик уходил, и рев его моторов, работавших на пределе, низким давящим гулом навалился на нас. Один из самолетов, видимо, расстреляв весь боекомплект, отвалил в сторону и ушел на Калугу. Второй дал еще две короткие очереди, которые тоже не причинили вреда фашисту. «Юнкерс» уходил. И-16 упрямо держался за ним, потом, поднявшись чуть выше, вдруг резко пошел вниз и винтом ударил по хвостовому оперению. Таран! Брызнули осколком обшивки. «Юнкерс» медленно перевалился на крыло и, словно с невидимой крутой горы, понесся вниз. Бомбардировщик с ревом врезался в землю у деревни Красно-Михайлово. Глухой тяжелый взрыв тряхнул всю округу, и гулкое его эхо долго еще перекликалось в лесу. А И-16, умело планируя, сел на поле. Густое облако пыли окутало на миг наш истребитель, его развернуло, но летчик остался жив. Когда мы подбежали к самолету, он уже выбрался на крыло. Осторожно ощупав себя, улыбнулся нам: «Цел!» Лишь из рассеченной брови сочилась кровь.

– Давай-ка, товарищ, мы тебя на курорт отправим, в «Краинку», – улыбнулся Щербаков и послал в деревню за телегой троих бойцов. Летчика отвезли в санаторий, где и оказали врачебную помощь.