Михаил Ширвиндт - Мемуары двоечника

Знаю одно: хасиды передо мной в долгу — мы недополучили деньги за два выступления (с процентами набежала приличная сумма)!

После Умани мы, не заезжая домой, отправились в Тбилиси — теперь уже на гастроли театра «Сатирикон». Там мы поселились в старой уютной гостинице «Сакартвело» и стали жить-поживать да спектакли играть. Разместился я в двухместном номере с народным артистом России, лауреатом Государственной премии Российской Федерации Андреем Смоляковым. Правда, народный тогда и предположить не мог о своем грядущем лауреатстве, и жили мы мирно и дружно (до поры до времени!). На досуге мы с Андрюшей ловили мышь на железный рубль. Устройство очень простое. Берешь пол-литровую банку и ставишь ее на пол так, чтобы один край опирался о юбилейный (большой) рубль, стоящий на ребре. Внутрь кладешь кусочек хачапури (работает только с грузинскими мышами) и все. Мышь залезает за лакомством и неизбежно задевает рубль, он падает — мышь сидит в банке. Вторым развлечением была канистра с молодым кахетинским вином, которая стояла между нашими кроватями. От нее тянулись два длинных медицинских шланга, прикрепленные бельевыми прищепками к спинкам кроватей. Иногда эти два развлечения совпадали. Как только мы слышали звяканье упавшей монеты, сопровождающееся стуком вставшей на пол банки, мы мчались к койкам, падали на подушки, отцепляли прищепки и сосали вино — за успех охоты.

Потом мы аккуратно брали банку с пойманной в нее мышью и выносили во двор. Там мышь выпускали, вырвав у нее из лап дефицитный хачапури, и возвращались обратно для новой охоты. Мы так и не поняли, была ли это одна и та же мышь, возвращающаяся доесть, наконец, этот несчастный кусок, или это были все новые и новые претенденты, но на двор с банкой мы выходили раз триста! (Соответственно, столько же раз мы посасывали кахетинское из канистры.)

Вообще, как вы знаете, гостям в Грузии живется несладко. Просто до сладкого редко доходит. Сначала идет зеленое с красными круглыми, потом острое нарезанное, потом мягкое в ореховом соусе, потом то, что едят мыши, потом твердое на железных палочках, потом оно же вареное и без палочек… — и так до бесконечности или потери сознания, потому что запивается все это промышленным количеством белого и красного жидкого!

Каждый вечер после окончания спектакля на улице нас ждали «друзья». Некоторых мы уже где-то видели, остальные предлагали отпраздновать сегодняшний день как начало новой большой дружбы. В итоге нас всех разбирали, оптом или поштучно. Мы ехали в рестораны, или в гости, или в горы… потом нас полуживых везли в отель. По дороге, конечно же, надо было заехать к Дато (а то Дато обидится), потом к бабушке Гиви калбатони [7] От груз . ქალბატონი — вежливое обращение к женщине в Грузии. Софико (она мечтала с тобой познакомиться), потом просто выпить пару тостов на высоком берегу Куры… и глубокой ночью, уже без сознания, но с подарками, тебя выгружали у дверей гостиницы.

В ту ночь (!!!) я почему-то спал. То ли меня не взяли, то ли просто устал, но факт остается фактом — спал.

Проснулся я от того, что кто-то грузно сел на мою кровать. В испуге я открыл глаза и увидел перед собой лицо Андрея Смолякова. Лицо было совершенно белое, зато глаза светились каким-то жутким красным светом. Он пристально смотрел на меня, но видел что-то совсем другое.

— Коля Фиорди! — угрожающе проговорил он и поднял высоко руку. В руке блеснул кинжал!

— Фиорди Коля!!! — закричал Андрей, выбирая точку для удара. Я лежал не шелохнувшись. Мозг лихорадочно просчитывал варианты действий. И не находил.

Наконец, даже не поставив меня в известность, мозг выкрикнул:

— Вон он! Там!

И рука указала в угол комнаты. Андрей резко повернулся, а я, кубарем скатившись с кровати, бросился к двери. Выскочив в коридор, я стал ломиться в соседний номер. Там жил Володя Большов. Вылетев как ошпаренный, он ошалело уставился на меня.

Представьте себе картину: мы оба взъерошенные, в трусах стоим в гостиничном коридоре в три часа ночи, и я кричу:

— Там! Скорей! Смоляк! Кинжал! Фиорди Коля!

На шум стали выходить соседи-коллеги. Когда я, наконец, сбивчиво объяснил, в чем дело, все решили, что надо подпереть чем-нибудь дверь и ждать до утра:

— Нет, — сказал Большов. — А что, если он себя зарежет? Я пойду.

Девочки стали возражать, но мужественный Володя решительно распахнул дверь и, как гладиатор на арену, вошел в номер. Через пару минут он вышел к нам с окровавленным кинжалом в руке и сказал, обращаясь ко мне: