Кристофер Хитченс: Почему так важен Оруэлл

Один вывод можно сделать точно: Оруэлл любил и желал женственность , но женоподобность его скорее отпугивала. И он точно не любил, даже боялся женоподобных мужчин и мужеподобных женщин. Где-то в глубине своего сознания он догадывался о том, что война между полами является неотъемлемой частью естественного порядка вещей. В лучшие свои моменты он не позволял себе оправдывать природным предначертанием существование таких вещей, как разделение труда на мужской и женский или тиранию в семейных отношениях. Сам будучи жертвой патриархальных предрассудков, он как нельзя лучше подходил на роль твердого, но любящего отца. Однако благожелательный патриархат и есть та самая концепция, против которой совершенно справедливо восстают феминистки, так как в этом — их предназначение. Мы до сих пор остаемся свидетелями и участниками битвы, ведущейся вокруг того, что является, а что не является «естественным» в человеческих и сексуальных отношениях. В конце концов, в защиту Оруэлла можно сказать, что он обозначил свое участие в этом бесконечном конфликте с достоинством и минимумом лицемерия.

В предыдущих главах мне было довольно просто утверждать, что Оруэлл по существу оказался «прав» по поводу трех величайших проблем человечества: фашизма, сталинизма и империализма, и «правоту» эту ему обеспечила его твердая приверженность интеллектуальной честности и независимости. Но встает один вопрос: была ли у него возможность еще и отстоять все свои завоеванные позиции?

Я выбрал одну очень показательную цитату из книги «Секретная пропагандистская война Британии» Поля Лашмара и Джеймса Оливера, представляющую собой историю Департамента информационных исследований (IRD) министерства иностранных дел Великобритании:

«Репутация Оруэлла как иконы левого движения получила сокрушительный удар, от которого, возможно, он и не оправится, в 1996 году, когда стало известно о его близких контактах с „рыцарями холодной войны“, которым он даже предлагал собственный черный список из восьмидесяти шести „сочувствующих“ коммунистам. Как отметила Daily Telegraph: „Для некоторых это было подобно тому, если бы Уинстон Смит по собственной воле стал сотрудничать с полицией мысли в „1984““».

Это, или что-то подобное этому, является пересказом событий, который с тех пор с успехом пользуется довольно широкой известностью. Совершенно не трудно продемонстрировать его полную ошибочность, хотя бы опираясь исключительно на доказательства, приведенные Лашмаром и Оливером. Я предпочитаю краткое изложение их работы, поскольку оно лишено ненависти к Оруэллу, которой обезображены другие версии этой истории.

Только документально подтвержденные факты:

1. Оруэлловский список сочувствующих сталинизму интеллектуалов не был «обнаружен» в 1996 году. Он появился в биографии профессора Бернарда Крика, впервые опубликованной в 1980-м.

2. Черный список — это перечень имен, составляемый теми, кто имеет возможность повлиять на увольнения или прием на работу. Попасть в черный список означает лишиться возможности устроиться на работу по политическим причинам, не связанным с рабочими качествами человека. Это словосочетание не имеет и никогда не имело никакого другого смысла.

3. Даже если Daily Telegraph и писала что-то подобное, и даже если слова эти были выбраны не для того, чтобы упомянуть «некоторых», кто действительно так думает, Департамент информационных исследований не имеет ничего общего ни с какой «полицией мыслей», не говоря уже о той полиции мыслей, что появляется на страницах романа «1984».

Но на этом полное искажение мотивов Оруэлла ни в коем случае не заканчивается, как и не ограничиваются этим методы, с помощью которых были стремительно, но не глубоко посеяны семена этого «разоблачения». Все обстоятельства дела заключаются в следующем. Оруэлл и его друг, Ричард Рис, одно время были увлечены тем, что Рис называл «комнатной игрой». Игра эта заключалась в угадывании, кто из известных персон мог бы оказаться предателем в случае вражеского вторжения или наступления диктатуры, а кто — нет. Оруэлл играл в эту игру годами, относясь к ней одновременно и с серьезностью, и с фривольностью. В новогодние праздники 1942 года он написал длинное письмо в Partisan Review , в котором сообщал о разнообразных пораженческих настроениях, царящих среди британских журналистов и интеллектуалов. Его тон был беспристрастен; он указывал на странный альянс между во многом расходящимися друг с другом фракциями. Он также анализировал попытки многих интеллектуалов приспособиться к власти силы, в качестве примера беря происходящее по ту сторону Ла-Манша: