Леонид Порохня - «Наутилус Помпилиус». Мы вошли в эту воду однажды

Шоу продолжалось…

Преодолев всякие препятствия в виде формальностей, Леся с Ильей прилетели в Москву. Она — так, он — в гробу. Когда получили гроб с таможни, выяснилось, что есть проблемка. Гроб к использованию был непригоден.

Он был покрыт частыми отверстиями — его сверлили. Местами дерево было покорежено; гроб был похож на дуршлаг.

До сих пор интересно, кто это сделал («там» или «тут»?) и что они хотели там найти? Подпольную литературу? Наркотики? Тайные микрочипы? Золото-брильянты?.. Это был просто гроб. Ящик, и в нем покойник в костюмчике, пусть на самом деле он был в саване. Саван, кстати, тоже выпотрошили — швы были вскрыты, ткань местами распорота…

Короче — обшмонали Илюшку в катаверной на пересылке…

Гроб поменяли, костюмчик переодели. Служители морга выкатили Илью с наложенным кладбищенским гримом — Леська сказала: «Ну, вот еще! Только этого не хватало!». Грим был плох, а Леся — актриса. Приказала все стереть, достала свой грим и наложила макияж по новой.

Прощание проходило в ЦДЛ. Кто-то что-то говорил, вереница брела мимо гроба и утекала в фойе, где медийные лица принимались давать интервью, остальные бродили неприкаянно — все как всегда. Стоял измученный Саша Орлов, и когда мы подошли сказать «спасибо», он, кажется, удивился. Насколько я знаю, ему тогда крепко досталось.

Мы побродили по фойе и пошли с женой и дочерью обратно в зал, где стоял гроб. Вдоль стены — коротенькая шеренга родственников, тишина, пусто. Мы подошли к гробу, стоим. И тут тень дрогнула. Я увидел, как Илья подмигивает левым глазом.

И почувствовал, что становлюсь немножечко липким. Но в то же время сообразил, что не удивляюсь. Это было вполне в духе Ильи. Как всегда, с перебором… Я стоял и всматривался в его глаза — тень опять поплыла, сзади раздалось какое-то постукивание. Я оглянулся — парень-телевизионщик убирал расставленные фонари, вот тень и двигалась. Все объяснилось. Но липкость осталась.

На кладбище — опять прощание в огромном холодном зале, куда еще и не пускали. Долго стояли, ждали, курили на улице, там Лена, сестра Леси, рассказала, что о смерти отца узнала Каролина. Ей ничего не сказали и улетели на похороны. Леся позвонила узнать, как она, и Каролина сказала: «Я знаю, что папа умер». Как?! Что?! Откуда?! Оказалось, семилетняя девочка залезла в интернет, сама набрала «Илья Кормильцев» и все прочитала. Пока Леся собиралась с ответом, Каролина сказала: «Я знаю, что дальше будет. Его похоронят и ему поставят памятник. Я знаю, какой. Это будет книга, а на ней — очки».

Через полтора года памятник поставили. Художник Коротич сделал так, как сказала Каролина.

Наконец, всех впустили в зал, там стоял закрытый гроб; никто ничего уже не говорил — просто стояли. Потом побрели к открытой могиле. Та же толпа, но опять новация — по периметру стояли рослые омоновцы — в униформе, с бронежилетами. Стояли они, видимо, уже давно — тянулось-то все очень долго. Видно было, как они замерзли, но стояли крепко.

Гроб установили на лифт. Кажется, кто-то что-то сказал. А может, и не говорил. Гроб пополз вниз. Рядом со мной хихикали две некрасивые девицы из интеллигентных. Я на них шикал, они все равно хихикали. Такие девицы всегда хихикают…

Когда народ схлынул, у могилы остались мы с Ленкой, Пантыкин, Маринка — вторая жена Ильи, еще кто-то… Пили водку и почему-то смеялись. Не помню, почему.

Пошли на выход, в автобус. Я остался на улице покурить. Народ сидел в двух автобусах, которые я бы назвал шикарными. В них было тепло. Омоновцы сидели, набившись в ПАЗик, и через заиндевевшие окна было видно, что они там страшно мерзнут. В тот день холод был невыносимый. Я курил не торопясь — ждали Сашу Орлова и Володю Харитонова, которые что-то «доруливали» в администрации кладбища. Омоновцы мерзли в ПАЗике.

Наконец, из него выбрался их главный, подошел: «Там, у могилы, никого не осталось?» Я сказал — никого. «А чего ждете?» Я объяснил. И тогда он спросил с какой-то даже обидой: «Так что, ничего не будет?»

Не знаю, чего ждал он, чего ожидали те, кто прислал мерзнуть на кладбище этих парней в униформе… Представляется нечто в духе дурных советских фильмов про ранних большевичков, когда над свежевырытой могилкой на кучу земли взбирается, оскользаясь, противный интель в пенсне и с бородкой клинышком и начинает, мерзотно картавя: «Това’гищ’чи!»…

Главный ждал ответа. Я сказал: «А что тут может быть? Поезжайте, холодно же». Он секунду подумал, кивнул, заскочил в ПАЗик, тот сорвался и исчез. На этом похороны кончились.