Леонид Порохня - «Наутилус Помпилиус». Мы вошли в эту воду однажды

А денег не было. Боже мой, сколько раз читал я про русских поэтов, литераторов, про ученых: «Умер в нищете»… И не мог внутренне совместить это с реальностью. Ну, не укладывалось оно в моей голове.

Язык не повернется сказать, что Илюша умер в нищете, но… Денег не было совсем.

Потихонечку собираться в Лондон он начал года за полтора до отъезда. Здесь ему становилось неинтересно. Чудовищное по интенсивности начальное проживание «Ультра. Культуры» долго продолжаться не могло просто потому, что такой силы интенсивность переживаний выжигает все. Включая интерес. Он уже не прибегал с каждой новоизданной книжкой, не светился, не дарил, торжествуя. Про Касьяненко, разумеется, при нем упоминать стало нежелательно — но так всегда было. Илья умел только гореть, тлеть у него не получалось.

Он нашел новое развлечение — писал статьи для Николая Мейнерта в какой-то его финский журнал. Писал о путешествиях, об авиакомпаниях-лоукостерах; его эта тема безумно интересовала. Он все время искал способы перемещения по миру за минимальные деньги. А за счет Мейнерта мог изрядно покататься, что и делал с удовольствием.

Илья любил путешествовать. Ему нравился сам процесс переезда откуда угодно куда угодно. А по приезде в это «куда угодно» немедленно отправлялся на продуктовый рынок. Он знал какие-то невероятные места чуть не по всей Европе, где можно купить какую-то особую вкусность, и обязательно покупал ее. Какой-то хамон, который не просто так себе хамон, а самый настоящий, подлинный хамон! Какую-то рыбу, которая ну совсем уж рыба… Между собой его путешествия мы называли гастрономическими.

В поездках присматривался к Лондону. Искал район, где они будут жить. Поначалу весьма благосклонно отзывался о районе, где живут «паки» — пакистанцы. Ходил по нему, изучал. Однажды сидел в пабе, а мимо шла колонна футбольных фанатов. За какую команду они болели, я не вспомню, но все, сидящие в пабе, вскочили, задрали руки и стали орать кричалку этой команды. Илья сообразил, что если останется сидеть, плохо ему будет, посему тоже вскакивал, вскидывал над головой руку и орал кричалку. Потом рассказывал с ухмылкой, но идея жить с паками куда-то подевалась…

Идея Лондона была твердой. Я спрашивал: «Что будешь делать, когда уедешь?» — Илья говорил, что займется журналистикой; быть может, откроет какой-то журналистский бизнес. Но уверенности в нем не было.

Где-то на стыке июня — июля 2006-го он упал на Казанском вокзале. Оскользнулся на ступеньке в переходе, рухнул на «пятую точку». Сильно. Заболела спина в пояснице, стало трудно ходить от боли. А жизнь требовала движения.

В тот момент они доигрывали долгую историю дальнейшего Лесиного обучения. Она — певица. Я не знаю в подробностях, но в этом деле есть какой-то возрастной лимит на дальнейшее обучение — либо ты до тридцати с чем-то поступаешь на, говоря условно, «повышение квалификации», либо — все, проехали. Срок у Леси подходил, надо было что-то делать. Почему нужное заведение нашли именно в Лондоне, я не знаю. Но нашли. И завертелось — документы, язык, какое-то экзамены. Дочь Каролина была в Минске, так что жили они не просто на три дома — на три страны; все это требовало энергии и денег. А у Ильи постепенно набирала силу боль в спине.

Параллельно происходила еще одна досадная история — в начале августа под Екатеринбургом должен был состояться юбилей «Урфина Джюса». Двадцать пять лет. На турбазе Селен, где некогда происходил забавный рок-семинар Свердловского рок-клуба — очень пьяное мероприятие. Юбилей собирались отмечать с помпой, с киносъемками, с гостями…

Илья среди гостей не планировался. Не буду писать, кто там был «за», кто — «против», какие произносились аргументы с аргументиками, но в итоге Илью не позвали. Он сидел на кухне в Васнецовском, машинально тер рукой спину и никак не мог решить — то ли приехать «внаглую» и устроить им всем «похохотать» (а он это умел), то ли — «ну их». В итоге, юбилей «Урфина» прошел громко, с гостями, но без Ильи. Через неделю в Москву приехал Шура Пантыкин, пришел к Илье в гости и долго рассказывал, как все хорошо прошло. От этого Илья еще больше расстроился. Как ни верти, «Урфин Джюс» от него отрекся. Публичным образом.

Вскоре Леся, благополучно поступившая и получившая грант на обучение, уехала в Лондон. Обживаться. Дочь Каролина была в Минске, у бабушки. Илья остался в Москве один. Спина болела все сильней. А надо было собираться — они окончательно решили перебраться в Лондон, а что дальше, видно будет. Илья из дома почти не выходил — боль становилась все сильнее. А если выходил, передвигался трудно.