Пётр Вершигора - Люди с чистой совестью

Но для этого опять же нужен автоклав.

Каким магическим способом Дина Казимировна сумела убедить Веласа, что от этой штуковины — автоклава, зависит жизнь раненых, я не знаю. Но он усвоил это крепко. И вот сейчас на все дело его жизни посягнул человек со званием врача!.. И этого человека поддерживали командиры!

Сидя под арестом, Велас жаловался часовому:

— Була б Динка — мы б этого в жизнь не допустили. Срамота! Отряд — и без автоклава.

— Да на черта он тебе сдался? Раз приказывают…

— Эх, ты… зелено–белено… Приказывают!.. А кому? Веласу? Мы еще первую медицину в отряде открывали.

Но здесь, на Карпатах, не было Дины. Она надломила здоровье на непосильной работе, свалилась в тифу и была эвакуирована с Князь–озера…

Мне было очень жаль старика.

Правда, теперь, в 1943 году, уже несколько врачей было в отряде.

Но что же делать с Веласом?

— Надо как–то их помирить, — сказал я комиссару.

— От я зараз их помирю, — решительно заметил Ковпак. — Пошли, Велас!

У Веласа блеснули надеждой глаза, и с удивительной прытью он пустился на гору.

— Показывай свою медицину! — скомандовал Ковпак в санчасти.

Велас взял на руки автоклав.

— Неси сюда, — Ковпак показал место на краю обрыва.

К ним подошли медсестры — Дуся Черненко, Галя Борисенко.

— Нужен для медицины цей самуварь? — спросил у девушек Ковпак.

— Конешно… Как в степях, то чего же… Нужен, конешно…

— А в горах обойтись можно?

— Можно, конешно.

Ковпак повернулся к хирургу.

— Иван Маркович, можно обойтись?

— Я сказал уже. Можно. Заменим кастрюлей, ведром…

— Ну, глядите…

И Ковпак с размаху ударил ногой по чану. Тот перекатился, загудел и с грохотом полетел по скалам в обрыв.

— Что — опять бомбят? — затревожились раненые.

— Лежите, лежите, хлопцы, — мимоходом успокоил их Ковпак.

А над пропастью стоял старый Велас, и на глазах его блестели слезы.

— Тоже… Так и сказал бы… Раз нельзя лишних коней, так и сказал бы. Можно було б на плечах, пока по силе возможности. А то сразу… От стрельнет фашист тебя, генерала, тогда узнаешь, как без а… а… асептики, будешь знать тогда, що есть партизанская медицина… Як червы заведутся… тогда не дуже забрыкаешь…

В штабе я внес предложение перевести Веласа из санчасти. Базыма согласился.

— Верно. Переведем от греха подальше. Старик он с мухами. Может натворить делов. Да и делать ему теперь в санчасти нечего. А куда его ткнешь?

— Давайте на радиоузел.

— Верно, дедок на медицине образовался малость. Пускай еще техники понюхает.

На этом и порешили.

Новое назначение пришлось Веласу по душе. Вот только развернуть в эфире свою деятельность ему не довелось. Не успел.

Противник неожиданно и крупными силами начал нажим вдоль долины Быстрицы. До трех батальонов с артиллерией навалилось на наш самый малочисленный отряд — отряд Кучерявского. Он держался два дня, затем стал понемногу пятиться. Обоз был реконструирован только наполовину, а уже встал неумолимый вопрос: куда двигаться дальше? Командование собрало штаб.

— Думайте, хлопци! Яки у кого есть варианты? Есть у кого? — спросил Ковпак.

— Мы ожидали наступления, но не так скоро, — сказа задумчиво Руднев.

— Можно через Рафайлову шарахнуть на юг: прямо в Закарпатье, а можно свернуть круто на восток и выйти к Пруту от так: на Делятин, Коломыю, Черновицы, — соображал над картой Базыма.

— Этот вариант наиболее подходящий, — сказал Руднев. — Какие еще? Горкунов, докладывай…

— Есть и третий вариант, — сказал помначштаба Горкунов.

Это был, по–моему, самый неподходящий вариант: выбираться по ущелью реки Зеленички вверх на кряжи, в сторону венгерской границы. На Яблонов и Поляничку.

Командование, выслушав всех, не приняло ни одного из предложенных маршрутов.

Казалось, и Руднев и Ковпак берегут свою душевную энергию и творческие силы для будущих решений. А что дела будут серьезные, уже никто не сомневался. Об этом говорило и количество войск и активность наземных разведчиков врага, шнырявших по горам, и появление «стрекоз» — воздушных разведчиков. На следующий день противник нажал еще сильнее. Он сбил наш заслон. Отряду оставалось либо втянуть все силы в серьезный бой, либо немедленно сняться и двинуться по пути, изображенному Горкуновым.

— В горы, дальше в горы! — вот была мечта Феди Горкунова. Там вдали синел в дымке огромный Поп–Иван. Над ним высилась стройная Говерля. Именно туда и прокладывали мы свой маршрут.