Людмила Бояджиева - Гумилев и другие мужчины «дикой девочки»

Потом аккуратно чистила, затем жарила…

Жизнь среди сосен сложилась: «будка» стала любимым домом «странницы», сосны — подругами. Мебелишку — не богатую, но самую необходимую — в комнатки завезли, книги и вещички Акумы переправили. И не зарастала с тех пор к зеленой Будке народная тропа. Анна Андреевна повадилась собирать лисички, любила застолья и даже проследила, чтобы были посажены цветы — причем многолетние.

В Будке ее опекали Лев Аренс с женой. Аренс, брат первой жены Николая Пунина, великолепный старик с длинной седой бородой, с раннего лета ежедневно отправлялся на велосипеде купаться в холодном Щучьем озере, расположенном неподалеку…

Именно в Комарове Анна принимала обычно гостей из-за границы, и там же летом 1962 года на даче профессора Алексеева она встретилась с американским поэтом Робертом Фростом…

Осенью следующего года ей передали английский журнал с очерченной карандашом статьей: «В северном вестибюле Национальной галереи в Лондоне, — прочла Анна Андреевна, — открыта серия напольных мозаик Б. В. Анрепа «Современные добродетели». На мозаичном панно «Сострадание» изображена русская поэтесса Анна Ахматова, спасаемая ангелом от ужасов войны». Через час ей уже звонили с поздравлениями из английского посольства.

Анна с успехом встретилась с делегацией английских студентов в ленинградском Доме писателей. Ее стихи знали в переводах, впрочем, эти юные филологи достаточно понимали русский, чтобы послушать, как читает сама Ахматова. Ее голос и облик произвели настолько благородное впечатление, что о выступлении Ахматовой заговорили в верхах. К тому же мозаика Анрепа «Сострадание», изображающая молодую поэтессу под защитой Ангела, вызывала повышенный интерес к этой «посланнице мира». Найдя момент подходящим, Анна Андреевна подала ходатайство по пересмотру уголовных дел Льва Гумилева.

В декабре в качестве делегата Ахматова присутствовала на Втором съезде писателей, а в мае 1956 года, во многом благодаря хлопотам Александра Фадеева, на четыре года раньше срока был освобожден из лагерей ее сын.

Летом 1956 года, когда Ахматова гостила у Ардовых, ей позвонил Исайя Берлин, находящийся в Москве, и попросил о встрече. Разве она могла согласиться теперь, едва вызволив сына? Ахматова отказалась повидаться с Берлиным, но их телефонный разговор и невозможность встречи всколыхнули воспоминания о знакомстве в 1946 году. Теперь единственной формой их общения могла быть «невстреча». И прекрасные свидания в поэтическом пространстве — тогдашнем «виртуале» для умеющих «летать» в сферах вымысла. В цикле «Шиповник цветет», посвященном Исайе Берлину, эта «несостоявшаяся встреча», которая «еще рыдает за углом», будто придала Ахматовой силы вынести все, что бы ни уготовила ей судьба:

Из лагеря Лев вышел с убеждением, что мать ничего не делала для облегчения его участи — ведь ей, такой знаменитой, не смогли бы отказать.

Лев Гумилев, которому было уже под пятьдесят, провел четырнадцать лет своей жизни в лагерях и тюрьмах только лишь потому, что был сыном своих родителей — Анны Ахматовой и Николая Гумилева. Они с матерью были во многом очень схожи, что не способствовало мирному сосуществованию. Вырвавшись наконец, на свободу, он жаждал жить своим умом. Мать, глубоко обиженная сыновней непочтительностью, тоже с не меньшим упрямством настаивала на своем. Пока они жили вместе, их отношения были очень натянутыми. Никакой материнской радости, о которой Анна Андреевна мечтала, дожидаясь сына из заключения, ей так и не перепало. Даже ощущения родной кровинушки, если честно говорить, не было. Чужой человек — взрослый дядька, ершистый, пожизненно ожесточенный на нее, все делавший наперекор. Конечно, умен, и успехи в науке, несмотря ни на что, — поразительные!

Но убеждение железное: гонения и преследования возвышают поэта, а дарованное ему властью благополучие — не что иное, как подкуп, гарантия лояльности. В лучшем случае. В худшем же — полная, с потрохами, покупка в рабскую зависимость. Предательство идеалов свободы. Закон на все времена один: настоящий поэт может быть только в оппозиции к власти, как отец. В этом Лев не сомневался — он много узнал там, за колючей проволокой, о стойкой вере в свою правду и мужестве отца.