Алексей Череватенко - Небо Одессы, 1941-й

…Сентябрьские дожди продолжались почти непрерывно в течение двух недель. Все чаще дули холодные ветры. Осень вступала в свои права.

Сырость и вечерняя прохлада загоняют нас в помещение. С наступлением ночи летный и технический состав собирается в общежитии. Бренчит гитара, выводит печальную трель мандолина.

В тот день низкие тучи еще давили землю, однако дождь прекратился, и партийное собрание решили провести на открытом воздухе. Техники Поветкин и Ткачев притащили длинный стол, Хицун и Внуков расставляли скамейки под деревьями.

Прибывал личный состав эскадрилий. На старом «газике» подкатил со своими ребятами капитан Демченко. Парни загорели, обветрились, у многих воспаленные от бессонницы глаза, но по-прежнему выглядели браво, щеголевато. Особенно выделялись Иван Беришвили и комиссар эскадрильи Валентин Маралин: начищенные до блеска ботинки, белые подворотнички… Наши хлопцы кинулись обнимать моряков: хоть вроде бы и близко, а сколько дней не виделись!

Мы снова вместе. Смеемся, вспоминаем забавные случаи из нашей многотрудной боевой жизни. Многих, которые присутствовали на последнем собрании, среди нас нет. Но я не вижу унылых лиц: люди веселые, жизнерадостные. Разговор ведется вокруг главного — как бить врага, как выигрывать победу при меньших силах. Мы закалились, окрепла наша воля к победе. Мы успели убедиться в том, что не так страшен черт, как его малюют…

Наконец слышим голос:

— Рассаживайтесь, товарищи, будем начинать! Константин Семенович Пирогов, наш парторг, объявляет собрание открытым. Избирается президиум.

Первый вопрос повестки дня: прием в партию летчиков Василия Серогодского и Алексея Алелюхина. Они сидели рядышком, молчаливые, сосредоточенные.

— Партийное бюро рассматривало на своем заседании заявление кандидата в члены партии товарища Алелюхина, — сказал парторг. — Я зачитаю его. «Прошу принять меня в члены ВКП(б). Даю слово, что, пока бьется в груди сердце, буду беспощадно громить немецко-фашистских захватчиков, а если потребуется, не пожалею своей жизни для полной победы над врагом». — Парторг сделал паузу. — Бюро приняло решение: рекомендовать партийному собранию принять Алексея Алелюхина в члены ВКП(б). Теперь за вами слово, товарищи!

— Пусть биографию расскажет! — раздались голоса. Алелюхин поднялся, одернул гимнастерку, прошелся ладонью по шевелюре.

— Родился в селе Косова Гора Калининской области в семье крестьянина-бедняка. Учился в семилетке. Работал в колхозе. В комсомоле с тридцать седьмого года. В сороковом закончил Борисоглебское летное училище и получил назначение в 69-й полк. За это время совершил девяносто шесть боевых вылетов, сбил четыре самолета противника. Вот вроде и вся биография… Клянусь громить гитлеровцев, пока не очистим родную землю!

— Садитесь, — сказал Рыкачев. — Хочу тоже сказать два слова. Летчик Алелюхин дисциплинирован, в бою храбр, партии Ленина предан. Мнение партийного бюро: достоин быть членом партии.

В поддержку решения партийного бюро выступили комиссар полка Верховец, заместитель командира третьей эскадрильи капитан Стребков, инженер Федоров. Собрание единогласно проголосовало за то, чтобы принять Алексея Алелюхина в члены партии.

Когда зачитали заявление Василия Серогодского, собрание зашумело, будто легкий вихрь пронесся по лесу.

— Тише, тише, товарищи, — призвал к порядку председательствующий. — В чем дело?

Оказалось, шумно реагировали черноморцы, у которых Василий пользовался симпатией не только как смелый летчик, но и как душа-человек, гитарист, песенник, вообще веселый парень, Когда Рыкачев обратился с вопросом, кто желает выступить, сразу поднялось несколько рук; многим хотелось сказать хорошее о Серогодском. Первым выступил Иван Беришвили.

— Как летчика, вы знаете Василия лучше меня, — начал Беришвили. — Но я хочу сказать о нем, как о человеке, Василий Александрович замечательный товарищ. За друга он в огонь и в воду пойдет, в беде не оставит. Вы можете сказать: ты, Беришвили, не съел с ним пуд соли… Но мне кажется, не обязательно есть пуд соли. На войне, в суровых обстоятельствах скорее узнается человек. Тут он весь перед тобой и по тому, как он ведет себя в минуту опасности, уже можно судить — хороший это человек или плохой. Здесь мы все на виду, со всеми своими недостатками и достоинствами. Так вот, достоинств у Василия очень много… По рядам прокатился одобрительный гул.

Слова попросил спокойный, медлительный комиссар третьей эскадрильи Феодосии Никитович Дубковский. Серогодского комиссар знает давно, имел возможность наблюдать за ростом и совершенствованием мастерства летчика. Дубковский не однажды летал вместе с подчиненным и успел составить о нем мнение как о человеке отважном, хладнокровном и решительном в бою. На счету Василия уже было пять сбитых вражеских самолетов, он удостоился высоких правительственных наград.