Сигрун Слапгард - Сигрид Унсет. Королева слова

На дворе стоял 1899 год. Настроение Сигрид во многом отвечало духу «конца века», владевшему в ту пору умами европейцев. Вера в будущее смешивалась с меланхолической ностальгией. Повод для радости был: ее мучения в Торговом училище подошли к концу. Теперь предстояли поиски работы — начиналась новая жизнь. Что-то с ней будет? Удастся ли ей когда-нибудь воплотить в жизнь свои тайные планы? В письме к Дее Сигрид признается, что не питает иллюзий на счет своего времени, политики все коррумпированы, от веры в Бога она излечилась еще до конфирмации {7} 7 Конфирмация здесь — обряд в лютеранской церкви, проводимый по достижении ребенком сознательного возраста (14–16 лет); служит актом торжественного, сознательного и свободного выражения личной веры конфирмуемого в Иисуса Христа как Бога и Спасителя и вместе с тем актом испытания его в вере церковью и окончательного введения его в состав церковной общины. . С самой смерти отца она придерживается пессимистических взглядов на человеческую натуру. Человеку нельзя размышлять, это только вгоняет в меланхолию, вздыхает она, словно умудренный опытом старец. Зато ее охватывает радость, когда она видит, что маленькие луковички, которые она посадила своими руками, превратились в благоухающие крокусы. Если б человек был способен просто наслаждаться изменениями в природе, уже нашлось бы более чем достаточно поводов для радости. Все лучше, чем сидеть и предаваться меланхолии, мечтая о великой любви. Дея предъявляет к любви высокие требования, и Сигрид с ней согласна: «Да, я тоже хочу когда-нибудь влюбиться. Возможно, мой идеал не столь возвышен; я просто хочу любить и быть любимой, как это бывает у нас, грешных детей земли; пусть он будет мужественным, гордым и верным — и я стерплю даже, если он поднимет на меня руку. Но он должен любить меня вечно» [44] Undset 1979, s. 19. . Она находит ужасной идею, что в мире ином возможна только братская или сестринская любовь. И признается невзначай, что часто об этом размышляет, но никак не может прийти к окончательному выводу. Впрочем, Дея небось уже решила, что Сигрид слишком аффектированная и «довольно жеманная» особа [45] Undset 1979, s. 21. . Пусть искренне сообщит свое мнение — и почему бы ей не прислать что-нибудь собственного сочинения?

В феврале 1899 года Сигрид Унсет поступила на должность секретаря в фирму «Инженер Кр. Висбек», представлявшей немецкий концерн AEG (Общегерманский электрический концерн). Благодаря длинным светлым косам, ниспадающим на спину, она показалась новым коллегам еще младше своих шестнадцати лет [46] Kristian Elster: «Små trekk fra Sigrid Undsets liv» / Opplandsarkivet. . Отныне ее ждали девятичасовой рабочий день, двухнедельный летний отпуск — и столь необходимые тридцать крон в месяц. Каждое утро она выходила из дома на Вибес-гате и шла через Дворцовый парк до Стуртингсгатен, 4. Теперь ее дневная жизнь протекала в конторе, выходящей окнами во двор, где она сидела, обложенная горами счетов, занятая составлением бесчисленных деловых писем о прокладке электричества, проводах и генераторах. Настоящую жизнь — и настоящие дела — приходилось откладывать до наступления сумерек. Но день постепенно становился длиннее, что облегчало ночной труд.

По ночам она жила жизнью, о которой всегда мечтала: сидела за письменным столом и творила, а не писала письма под диктовку или заполняла счета. На бумаге возникали новые миры. Сигрид вновь обратилась к эпохе, притягивавшей ее с тех самых пор, как она научилась читать, — Средним векам. Хотя с тех пор она отлично изучила историю, вплоть до новейшей, наиболее яркое представление у нее сложилось именно о людях Средневековья. Сколько народных баллад и историй ей довелось наслушаться о них, особенно в Дании! Свен Унгерсвен, главный герой ее нового романа, тоже жил в Дании, в XIV веке. Однако его образ никак не давался начинающей писательнице, и она нещадно жгла исписанные листы. Когда писать не получалось, Сигрид Унсет часами гуляла по проселочным дорогам, фантазировала о своих персонажах и тайком выкуривала первые сигареты.

Так прошел год. Настроение у нее хуже не придумаешь, признавалась она Дее: «При одной мысли о конторе хочется умереть». А все потому, что она — творческая натура [47] Undset 1979, s. 29. . Горькая и печальная истина, принимая во внимание ее презрение к художникам-неудачникам, которые «ничего не способны создать, но считают себя художниками». В голове роятся всевозможные истории, «буйная фантазия уносит меня на своих крыльях, и я мечтаю, забывая о времени. Мечтательность — вот мой самый страшный грех, и я предаюсь ему все чаще» [48] Undset 1979, s. 29. . Она рассказывает, как часами гуляет по лесу, погруженная в мечты, — только там она и бывает счастлива. Тогда ей хочется полностью предаться своим ощущениям — и раствориться в природе. «В этом и состоит счастье мечтателя — для него и солнце жарче, и летние краски ярче» [49] Undset 1979, s. 30. .