Туре Гамсун: Спустя вечность

Обстоятельства этого судебного разбирательства отражены в последней книге Кнута Гамсуна «На заросших тропинках» (1949), которую с полным основанием можно назвать автобиографической, в ней описаны трагические события его послевоенной жизни. Книга состоит из дневниковых записей, которые Кнут Гамсун вел с мая 1945 по июнь 1948 г., с того момента, когда норвежские власти заключили его под домашний арест.

Обвинение ему намеревались предъявить по двум пунктам. Во-первых, в противозаконном после 9 апреля 1940 г., то есть после оккупации Норвегии, членстве в Нашунал Самлинг. Во-вторых, в подстрекательстве к совершению противоправных действий, так трактовалось его обращение к населению страны. На допросах он отрицал свою вину и объяснял свои действия вот как: «хотел служить Германии, чтобы защищать интересы Норвегии».

Данный судебный процесс выходил за рамки обычного: судить предстояло мировую знаменитость, лауреата Нобелевской премии, выдающегося деятеля европейской культуры. Поэтому власти специально тянули время. Для медицинского освидетельствования писателя направили в гримстадскую больницу. Через некоторое время его перевели в дом для престарелых в Ланнвике. Рассмотрение дела несколько раз откладывалось. Назначили повторное обследование, на этот раз в университетской психиатрической клинике в Осло. Врачам велено было выяснить, можно ли считать Гамсуна дееспособным, может ли он отвечать за свои действия. Врач-психиатр Г. Лангфельд отметил в заключении «необратимо ослабленную психику» своего пациента, но в целом психическое здоровье Кнута Гамсуна было признано удовлетворительным.

Тем не менее, суд принял во внимание преклонный возраст писателя, его почти полную глухоту и снял обвинение по второму пункту — в противоправных действиях (за что лидер норвежских фашистов В. Квислинг был приговорен к смертной казни). Но первый пункт был оставлен в силе: хотя формально Кнут Гамсун не может считаться членом Нашунал Самлинг, за неимением доказательств его вступления в партию, он все же несет ответственность за свои действия и выступления в ее поддержку.

По решению окружного суда Кнут Гамсун должен был уплатить крупный денежный штраф в возмещение убытков, нанесенных стране деятельностью Нашунал Самлинг.

Вернувшись домой, Кнут Гамсун стал дописывать свою книгу. Объективная хроника событий сочетается в ней с субъективной их характеристикой. Поразительно, с какой сдержанностью и достоинством, и при этом с какой молодой страстью этот глубокий старец, глухой, почти ослепший, доведенный до отчаянья цинизмом врачей и судебным разбирательством, описывает все пережитое. Картины прошлого перемежаются рассуждениями о настоящем, горестными размышлениями об одиночестве, отверженности, старческой немощности. Лирические зарисовки, наблюдения за природой, воспоминания о детстве и юности… Кнут Гамсун вновь предстал во всем блеске своего самобытного таланта.

Читатели с нетерпением ждали книгу. Она вышла в свет в сентябре 1949 г., примерно через два месяца после того как писателю исполнилось девяносто лет. В том же году книга была издана в Швеции. На следующий год — сразу три издания на немецком. На русском языке книга частично была опубликована в 1993 г., а полностью — в 2000 г., в шеститомном «Собрании сочинений» К. Гамсуна.

Туре Гамсун считал ее «самой замечательной книгой в Норвегии за последние годы». «Никогда еще люди не видели столь великолепного результата „необратимо ослабленной психики“», — иронизирует он, цитируя выводы медицинского освидетельствования отца в столичной психиатрической клинике.

В биографии «Кнут Гамсун — мой отец» заключительная глава посвящена именно этому произведению, в ней досказывается история творческой эволюции писателя. И в автобиографии «Спустя вечность» повествование о своем великом отце Туре завершает этим же, говоря словами Ибсена, «драматическим эпилогом». В нем подводятся итоги жизненного пути отца, и мы узнаем о том, как сам Туре воспринимает и оценивает трагические события прошлого.

«Я долго не мог расстаться с военными годами — не только во время последней войны, но и спустя много лет после нее. Для меня они имели совершенно особое содержание и составляли большую часть моей жизни. Раскаяние? Этот вопрос стоял перед всеми нами. <���…> Но требование покаяния должно иметь предел, который устанавливает сама жизнь. Что достигается, если сломлена твоя гордость? Можно ли раскаиваться в том, что ты таков, каков есть и каким был? Что такое раскаяние?»