Ирина Баранчеева - Семейная жизнь Федора Шаляпина - Жена великого певца и ее судьба

На вокзале итальянских артистов встречал вежливый, обходительный человек, хорошо говоривший по-итальянски. Да и все вокруг было ново, необычайно интересно и возбуждало любопытство…

Первое, что поразило Иоле в России, был паром: «какое-то странное сооружение, похожее на мост, на котором толпились люди, стояли телеги, запряженные лошадьми, коровы, какие-то корзины с курами…», как позднее вспоминала она. Когда «мост» неожиданно оттолкнулся от берега и поплыл, Иоле испугалась… Вокруг нее, серебрясь, расстилалась широкая, необъятная Волга, пугавшая и поражавшая своими размерами («У нас в Италии таких рек нет»). Куда ни посмотри, везде был неохватный простор, строгая сдержанность северной природы. А впереди, прямо перед ней, возносились к небу старинные башни нижегородского кремля; блистая золотыми куполами своих православных храмов, взбирался, громоздясь, на гору Нижний Новгород — город, который должен был сыграть такую важную роль в ее судьбе. Молодая девушка, сама того не подозревая, плыла навстречу своей новой родине, новой жизни…

Вторым потрясением стал недостроенный театр, в котором им предстояло выступать. Именно здесь, среди досок и мешков с цементом, бочонков с красками и без конца снующих рабочих, обсуждая со своими товарищами, а не вернуться ли им обратно в Италию, она и увидела в первый раз худого высокого парня — Федора Шаляпина.

Ее память удержала все детали их первой — и такой значимой для обоих — встречи: «Вдруг видим, издали, направляясь к нам, идет высоченный мужчина. Он приветствовал нас, размахивая шляпой, и беспечно и весело улыбался.

Артист Малинин, который встречал нас на вокзале, подвел к нам этого человека. Он был худ, немного нескладен из-за огромного роста, у него были серо-зеленые глаза, светлые волосы и ресницы, его широкие ноздри возбужденно раздувались, а когда улыбался, обнажались крепкие и ровные зубы.

— Федор Шаляпин, — представился он. У него был приятный грудной голос. Малинин объяснил нам, что это молодой бас, которого С. И. Мамонтов пригласил на летний сезон. Нам было очень трудно запомнить его фамилию, и мы стали называть его: „Иль-бассо“» [3] II basso — бас (итал.). .

Удивительно, что эта встреча запомнилась ей. В те далекие годы своей ранней молодости Шаляпин представлял собой весьма своеобразную фигуру. Воспоминания современников рисуют образ законченного провинциала, с простецкими манерами и простонародными выраженьицами типа «понимашь» вместо «понимаешь» и «мил-человек», облаченного в длиннополый зеленый сюртук и похожего больше на деревенского парня или семинариста-бурсака, чем на артиста. Это был еще цельный, нетронутый кусок бесценного мрамора, из которого мастеру Мамонтову только предстояло высечь свое совершенное творение. Единственное, что очаровывало в нем, был голос — глубокий, мягкий, голос певца. И еще — для тех, кто общался с ним в эти годы, — поразительным казалось его тонкое и глубокое понимание русской литературы, русской истории, которое никак не вязалось с его простонародным обликом. Но Иоле этого знать не могла — она смотрела лишь на простую внешность. И все же было в этом странном человеке нечто такое, что царапнуло, задело ее, что заставило обратить на него особое внимание…

Вместе с Иоле в Россию приехала ее подруга Антониетта Барбьери, тоже балерина. Едва познакомившись, Шаляпин принял горячее участие в судьбе девушек. Проводил их до гостиницы, дотащил тяжелые чемоданы, тут же объяснив жестами (итальянского языка он не знал), что здесь дорого, неудобно и посоветовал им переехать на частную квартиру, где он жил сам, и обещал всячески ухаживать за ними. Иоле выслушала его с улыбкой, но… не приняла предложения. Так состоялось знакомство.

Вскоре они столкнулись на репетиции. 14 мая 1896 года, в «царский день», т. е. в день коронации Николая II, итальянский балет вместе с труппой Русской частной оперы Мамонтова должен был открыть только что построенный Новый городской театр оперой М. И. Глинки «Жизнь за царя» [4] В этой опере в партии Ивана Сусанина состоялся дебют Ф. Шаляпина на нижегородской сцене. . Репетировали каждый день, но итальянский балетмейстер Винченцо Цампелли, совершенно не знавший польских танцев, поставил их в неверных темпах, и на закрытой генеральной репетиции артисты разошлись с оркестром и в смущении остановились… Повисла тяжелая пауза. Только в одной из лож вдруг раздался молодой раскатистый смех — Шаляпина!