Евгений Глушаков - Великие судьбы русской поэзии - XIX век

Не миновали поэта и тяготы бивуачной жизни на лагерных стоянках и даже под открытым небом. Как-то раз ночью был он послан со своим полуэскадроном на аванпосты, а шинели у него с собою не было. Дождь. Холод. Костры разводить запрещено. Хорошо, солдатик сжалился над командиром и поделился своей шинелью.

Иногда Фет, скучая по литературе и поэзии, прямо в пору учений выкраивал час-другой для сочинения стихов или занимался переводами из Горация. Товарищи по полку, народ военный, грубоватый, будучи свидетелями его творческих порывов, но мало чего в этом смысля, называли Афанасия Афанасиевича «дубовым классиком».

Впрочем, не только интеллектуальными интересами выделялся Фет среди сослуживцев. Едва ли кто из них жил на одно жалование. В основном это были отпрыски вполне состоятельных дворянских семей. А вот Афанасий Неофитович помогал своему пасынку и редко, и скудно. Не разгуляешься. Зарплату, которую кавалеристам обычно выплачивали серебром, поэт держал в носке и отдавал на хранение приятелю. Как-то во время бала этот коварный человек вышел из кабинета в залу с фетовским носком в руке и обратился к дамам: «Хотите видеть кошелёк Афанасия Афанасиевича?»

Однажды в отпускную пору побывав на Орловщине, Фет познакомился с Иваном Сергеевичем Тургеневым, проживавшим в тех же краях. Подружились, и Фет стал частенько наведываться в Спасское. Оба были страстными ружейными охотниками, оба любили и тонко чувствовали красоту русской природы.

И снова служба, муштра, казарменный юмор товарищей, уход за лошадьми, репутация «дубового классика»… Но уж очень хотелось выслужить это опять и опять от него ускользающее потомственное дворянство, в тогдашней России единственно дающее право на маломальское человеческое достоинство.

В конце 1847 года Фет, будучи в отпуске, готовит к печати новый сборник стихов. Затем приезжает в Москву, получает цензурное разрешение на его издание и связывается с подходящей типографией. А «Московский городской листок» уже спешит оповестить публику о предстоящем выходе книги поэта как о «замечательном явлении», едва ли предполагая, что рукопись, скорее всего, по финансовым причинам пролежит без движения более двух лет.

Впрочем, и по месту службы он не был одинок, и там нашёл друзей по сердцу. В очень добрых приятельских отношениях пребывал поэт-кавалерист с семьёй отставного штаб-ротмистра Бржеского, проживающего в Берёзовке, неподалёку от города Крылова, где размещался полк.

Бржеский и сам был не чужд стихотворству, и даже кое-что печатал из своих сочинений. Благодаря этому знакомству, у Фета появилась возможность и потолковать о литературе, и почитать свои свежие стихи. У Бржеских в Берёзовке поэт познакомился с их родственницей Марией Лазич, которая была умна, образованна, музыкальна и, как оказалось, уже давно с детства любила стихи Фета. Не иначе как по журнальным публикациям, да и «Лирический пантеон», возможно, не миновал её рук.

В 1847 году сам Ференц Лист побывал в этих краях с гастролями и, услышав фортепианную игру Марии, не только оценил её виртуозность, но и написал в альбом девушке несколько музыкальных тактов необыкновенной красоты.

Проживала Мария в Анновке, расположенной опять-таки неподалёку от Крылова. Туда-то и зачастил очарованный девушкою поэт. Прежде мало интересовавшийся музыкой, теперь он с огромным наслаждением слушал её блестящую эмоциональную игру. Не потому ли, что все эти эмоции были теперь адресованы исключительно ему? Вероятно, и поэтому тоже.

Ему было – 28, ей – 22. Оба бедны, а он так ещё и не дворянин. Вот почему при явной влюблённости друг в друга у них не было никакой надежды на брак. Так, по крайней мере, думалось Фету. Вот почему чувства поэта прорывались только в стихах, а напрямую о них не было сказано ни слова.