Татьяна Ахметова: Я невинность потерял в борделе

Чистою росою умывалась
И вино заморское пила.
Никому я в жизни не досталась.
Вот стою в чем мама родила.

А она большая мастерица…
Подарив божественную стать,
Перелетной улетела птицей
Да туда, где век не отыскать.

Полстраны сама исколесила,
Никого на свете не виня.
Не одни лишь ветры по России
Целовали вольную меня.

Молоко и мед под этой кожей.
Если жажда — можете испить!
Есть, конечно, чище и моложе,
Но стройнее вряд ли могут быть.

Потому, одетая в туманы,
Я встречаю вешнюю зарю.
У любви не может быть обмана…
Всю себя по каплям раздарю.

Худо будет после.
После?.. Ну и пусть!
Ты ко мне прижмешься,
Я к тебе прижмусь.

Опустись к исподу,
Губоньки мне смажь..
Но, а ты, как в воду,
Входишь сразу в раж.

Словно на ухабах,
Груди растрепал.
Ручеечек слабый
К реченьке припал.

Лыжи навострю я
От тебя малыш,
Что навар в кострюле,
Если мяса с шиш?!

Поднималась выше
За волной волна.
Ручеечек высох.
Реченька полна.

То, что было — было,
Не разлить водой.
Очень я любила
Говорок блатной.

Ты по фене ботал,
Я — с открытым ртом.
Срок ты заработал
Только лишь потом.

Ты давил чуть пьяный
Ночи на краю
Мой сосочек рдяный,
Вишенку мою.

— Подмахни, профура! —
Все хрипел мне в грудь.
Я рукой махнула.
Как не подмахнуть!

— Подмахни кормою!
Мол, я Вас монал.
И держал рукою
Свой корданный вал.

Не осилил пыла,
Язычком свербя…
Как же я любила
Пидора, тебя!

Снежочек таял еле-еле.
Уже огней зажегся клин.
А я опять стою при деле
Среди асфальтовых стремнин.

Закат пожаром озарился.
Уже огнями полон дом…
В холодной луже пузырился
У ног заплеванный гондон.

Он теребил на совесть клитор.
Нырял в пещеру головой.
Теперь лежит соплей прибитый
Страдалец жизни половой.

Какие в нем кричали гены!
Какие страсти пронеслись!
Быть может здесь печальный гений
Лежит безгласен и нечист.

Пусть говорят — я баба-стерва
Пускай неправеден мой путь.
На алтаре моей Венеры
Пускай опять меня распнут.

Но я сегодня в час прилива,
Хлебнувши воздуха глоток,
Скажу: «Не тронь презерватива!
Он не капроновый чулок».

Я отдалась тогда унынью,
Когда супруга разлюбя,
Моя подруга
Дынью, дынью,
Все дынью тешила себя.

— Возьми банан, — я говорила. —
Он, хоть не нашенских кровей,
Я все равно его любила,
И ты, пожалуйста, проверь.

С горбинкой он, тот фрукт заморский..
Подруга мне и говорит:
— Что он — для скважины заочной,
И только мышь расшевелит.

— Возьми огурчик из авоськи,
С российских, нашенских полей.
Он ничего. Он парень свойский.
Возьми, подруженька, проверь.

Он вырастал на черноземах,
От солнца прятался под лист,
Знать потому такой зеленый,
И тверд на ощупь, и бугрист.

Иль кабачок по кличке «Ролик».
Он тоже овощ, и неплох.
Не то, что муж твой, алкоголик,
Что только писал промеж ног.

Тогда подруженька сказала,
Что ей понятен мой совет,
Да, только дыня та — с базара,
Потом сгодится на десерт.

За колхозной стылой баней
Я сидела с милым Ваней
Пригорюнившись.