Татьяна Ахметова - Я невинность потерял в борделе

Одержал наш граф победу,
Даже волос не вспотел..
Здесь бы надобно поведать,
Все, что было перед тем.

Генерал-аншеф корнета
Сам приблизил, видя прыть,
Чтоб корнет тот смог за это
Дочь Аглаю полюбить.

Что кружить судьбе без толку?
Надо дать и передых.
И в высокую светелку
Спроводили молодых.

Дверь заперли на щеколду,
Доверяясь босяку.
Генерал припал щекою
Сам к дверному косяку,

Чтоб все было честь по чести,
Чтоб все было на слуху.
А перинки у невесты
На лебяжьем на пуху.

В звездном блеске эполеты,
В голове похмельный гуд,
Но корнеты, не поэты,
Свою честь не берегут.

Он, корнет, невзвидя солнца.
Думу думал, как тут быть:
Или вышибить окоцце,
Или целку проломить?

Страх корнету печень выел.
Не залечь ему на дно.
Он нырнул, надвинув кивер,
Прямо в венское окно.

Не догнать корнета пуле…
В щекотливый тот момент
Подвернулся граф Загулин,
Показал свой инструмент.

И заскреб аншеф в затылке.
И Аглая заскребла.
Похотливым взглядом пылким
Змея графова прожгла.

Обольщенный дамской славой,
Этот баловень судьбы.
Он взъярился, змей трехглавый,
И поднялся на дыбы.

Генерал, набравши духу,
Графу денег предложил,
А к деньгам в придачу руку
Царь девицину вложил.

Граф, намедни, банк метая,
Промотал казну не в срок,
Потому жену Аглаю
Выбрал он, а не острог.

Может, лучше было б пулю
В лоб пустить себе, сам-друг.
Был повесою Загулин,
А теперь, прости, супруг

Граф головушку повесил.
Ссыт Аглая в потолок.
Пролетел медовый месяц,
Граф в имение утек.

«Крови нет — моча не греет» —
Говорил мой дед Лука.
Если девка пламенеет,
Значит хочет мужика.

Хороша была запевка,
Да Аглая чуть жива:
И ни баба, и ни девка,
И не мужнина жена.

Обесчестил. Обесславил.
И в деревню укатил.
Растревожил змей трехглавый,
Животину опалил.

Воспылала, восхотела
Пуще прежнего теперь…
А пожар тот, знамо дело,
Не бывает без потерь.

Причепурилась Аглая.
Золотишко натрясла.
Знать судьба ее такая,
Что по кочкам понесла,

По Тверскому по Бульвару,
По Садовому Кольцу,
То купец не по товару,
То товар не по купцу.

Не дадут полушки медной,
Не завалят на кровать..
Вроде девки непотребной
Стала глазками шнырять.

Дочь всесильного вельможи,
В кольцах сдобная рука,
Но меж ног у ней все то же,
Что у Дуньки с кабака.

И под мышками потеет,
Да и щелка без затей.
Может губки посочнее,
Язычочек посрамней.

Понесет Москва, закружит.
Ты, Аглая, не зевай!
Груди выстави наружу,
Да и задом повиляй.

Шла Аглая, грудь навыкат.
Ножка спелая вперед.
Подошел гусар. Стал выкать,
И за талию берет.

Ну, а барышня и рада —
Поцелуи на лету.
Благо Сад Нескучный рядом,
Куст сиреневый в цвету.

Сизый голубь — да к голубке,
Сам крутую кажет стать.
Завернул батист на юбке,
Губки начал щекотать.

И зарделася Аглая
От нескромных от речей.
Только ноженька нагая
У гусара на плече.

Припадал гусар напиться.
Тело барышни, как мед.
И скакала царь-девица,
Только волосы в разлет.

Сник гусар. Ей нету сладу.
Мнет Аглая клевера.
По Нескучному по Саду
Проходили юнкера.

Юнкера — не гимназисты,
И студентов половчей.
Видят — девушка в батисте,
А гусар в параличе.

Сослуживцу помогая,
Сняли ноги с эполет.
И решилась вдруг Аглая
Сделать каждому минет

У кого какая жила…
Но у всех одни права.
По ранжиру встали живо,
Расчехлившись юнкера.

И руками помовая,
Всяк не тонет, а плывет,
Потому, как та Аглая
В губки алые берет.

И подняли крылья птицы,
Соколята, юнкера.
Предложили царь-девице
Перебраться в номера.

Где цена не дорогая.
Кто заплатит, тот и гость…
На постель легла Аглая —
Груди вместе, ножки врозь.

Смоль волос нежнее шелка,
В горсть бери и не зевай!
В волосах алеет щёлка,
Хоть глазищи закрывай.